Юлия Пушкарева - Прорицатель [СИ]

Беспокоится?... «Пиарт, Пиарт, какой же ты легковерный дурак». Вероятнее всего — делает вид, что беспокоится. Но зачем?

— Я ничего не говорил ему. Клянусь.

— Тогда откуда ему известно?... — серые глаза колдунишки гневно сверкнули. Чаще всего они бывали вполне спокойными, но иногда в них промелькивала сталь. — Я же просил Вас...

— Понятия не имею, — прошипел Пиарт. — Правда... Я не говорил Вам... Это он дал мне карту. В библиотеке.

Ноздри Меидира дрогнули, раздуваясь. Он прищурился, и Пиарта почему-то прошиб пот.

— Сколько ещё Вы не рассказывали мне, Пиарт? Я думал, мы можем друг другу доверять.

— Простите меня...

— Речь не обо мне. Вы понимаете, насколько это опасно? А если карта — ловушка? Если Вораго работает на убийцу — или наоборот?

— Но для чего ему... — начал Пиарт и осёкся. Из-под стола вновь послышался скулёж, только звучал он теперь как стон боли. Пёс вылез, подволакивая задние ноги, и дошёл почти до середины трапезной; его била крупная дрожь, а изо рта капала кровавая пена; за ним оставался алый след. Потом несчастная тварь опрокинулась набок, дёрнулась и замерла. К нему поспешил кто-то из сердобольных зоологов.

Пиарт перевёл взгляд на пирожное, которое всё ещё держал в руке.

— Вы знаете, Мей, — медленно произнёс он, — мне кажется, Вораго с нами честен. А если нет, то это обман, изощрённый даже для Отражения.

В назначенное время Пиарт подошёл к конюшне, стуча зубами от холода. Он позаботился о том, чтобы одеться соответственно: телогрейка и рубаха дополнялись тёплой мантией, перчатками и сапогами, однако это не спасало от ночного сырого холода. Он в очередной раз подумал о том, каково это — когда лето ночью не похоже на зиму, а зимой не выпадает снег. Должно быть, неплохо.

Когда он пришёл, Меидир как раз выводил под уздцы коня, чернота которого сливалась с мраком вокруг. Пиарт близоруко прищурился, силясь разглядеть его в свете факела, предусмотрительно вставленного в скобу в стене.

— Вы всё взяли? — волосы прорицателя белым пятном виднелись из-под капюшона плаща.

— Вот, — Пиарт приподнял свой немаленький вещевой мешок и с сомнением покосился на лошадь. — Вы уверены, что это... подойдёт?

Меидир любовно погладил коня по гладкому боку.

— Ну конечно. Трое ваших конюших уверили меня, что это самое спокойное животное в Академии... Вы хорошо себя чувствуете?

— Да, если Вы о пирожном, — пропыхтел Пиарт, забираясь в седло — он не делал этого много лет; Меидир придержал ему стремя. — Я не пробовал его.

— Вам невероятно повезло, — сказал колдун и, исчезнув в конюшне, через секунду появился с другой лошадью — надо полагать, с той, на которой явился сюда. — Кого Вы подозреваете?

— Всех, — Пиарт возвёл глаза к небу; оно было усыпано звёздами, как трава росой. — И никого.

Но уж точно не Эльду. Если только бедная трактирщица не тронулась умом, тоскуя по утраченной молодости.

Мей вздохнул. Не ответив, он потушил факел, влез в седло и пришпорил лошадь. Впрочем, уже через пару шагов осадил её.

— Вы слышали?

— Что именно?

— Странный звук, — он махнул рукой. — Где-то там.

Пиарт пожал плечами.

— В той стороне курятник. Наверное, куры возятся.

— Это не куры, — Меидир качнул головой. — Ладно, поехали. Куда Вы хотите сначала?

— Южная окраина леса Тверси, — твёрдо сказал Пиарт. — Ближайший к нам крест на карте.

Они тронули лошадей и некоторое время ехали молча. Луна вяло освещала дорогу, периодически скрываясь за облаками. Оставляя за собой башни Академии, Пиарт чувствовал, будто внутри него что-то рвётся — и одновременно испытывал нечто пьянящее. Лишь когда показалась окраина Меертона, прорицатель спросил, оглянувшись:

— Почему именно Тверси? В чём Ваша догадка?

Что ж, сейчас или никогда. В конце концов, Пиарту не впервые приходится выставлять себя дураком перед этим невежественным юнцом, который мучается от собственных видений, лезет не в своё дело и рассуждает о вещах, которых не имеет права касаться.

— «Тот, кто пройдёт через огонь», — процитировал он, пытаясь приноровиться к конскому бегу и отсутствию почвы под ногами. — Думаю, огонь мы найдём под этим крестом.

— И что Вы поняли под огнём?

— Это должно быть что-то, находящееся исключительно в этом месте, — осторожно начал Пиарт.

— Логично.

— А среди окрестностей оно знаменито для меня одним. Не смейтесь, но там очень много брусники.

Смеяться Меидир не стал, однако Пиарт порадовался, что не видит в темноте выражения его лица.

— Брусники?

— Брусники. Ярко-алая кислая ягода.

— Я знаю, что такое брусника... Пиарт, Вы ботаник. Я ценю Ваши знания, но мы не можем на них зацикливаться. Время дорого. На рассвете Ректор хватится нас, каковы бы ни были его намерения.

— Вы правы. Но...

— И как Вы истолкуете остальное? Умереть...

— Что-нибудь ядовитое.

— Возродиться...

— Что-то лекарственное.

— Ключ?

— А вот это загадка, — признал Пиарт. — Но вспомните, что над ней бился и Карлиос. Он тоже изучал ботанику, господин Меидир, и для него растения были чем-то большим, чем просто...

— Но не он придумал эту формулу, он только её переписал, — терпеливо, как ребёнку, возразил ему колдун. — Я не верю, что древние волшебники, говоря «пройти через огонь», имели в виду банальную бруснику...

Пиарт покачал головой. Как ему объяснить? Некоторые вещи просто невозможно понять в таком возрасте. Понять, как сладостно возиться в земле — чёрной и жирной, а потом принимать от неё плоды своих трудов. Услышать, что шепчет на ветру трепетная тощая осинка. Касаться лепестков кувшинки так, как касался бы щеки возлюбленной. Полдня пробродить по лесу, а потом уткнуться лбом в красноватое чрево корявой сосны, безмолвно рассказывая ей о своей боли за себя и за всё вокруг.

Он не поймёт. А Карлиос понимал. Карлиос — с его чётким, дисциплинированным, совсем не поэтическим и не юным умом.

Барабаны били с утра до вечера — огромные, обтянутые воловьей кожей. Глухое биение проникало в рагнарскую резиденцию сквозь резные колонны и уникальную полупрозрачную крышу из кристаллов. Простой люд толкался на площадях и улицах в ожидании зрелища. Тысячи молодых рабынь — в основном пленных — извивались в танцах в честь правителя. В фонтанах плавали розовые лепестки; повара трудились не покладая рук; жрецы в храмах взывали к покровительству духов, закалывая ягнят и поджигая благовонные травы.

Бачхара ждала своего рагнара. Казалось, что весь Рагнарат замер, глядя на него с немым вопросом — а что дальше? Что несёт мне твоя дерзость, узурпатор, и до каких пор она протянется