Корнелия Функе - Повелитель драконов. Перо грифона [litres]

Пока не упал в теплую речную воду и течение не понесло его мимо морды сонного крокодила в сторону моря.

Лунг нес Майе охапку цветов, заменявших ей в пещере лунный свет, и вдруг почувствовал пульсирующую боль в груди. Дыра в его панцире на месте оторванной пластины болела так, словно туда вонзили острый нож, а сердце бешено заколотилось, будто от страха, смертельного страха. Но это не был страх Бена – он исходил от Патаха. Может быть, поэтому Лунг испытал перед лицом этих ощущений странное отчуждение и испуг. Как будто Бен перестал быть самим собой. А эта злоба, примешанная к страху, – она откуда взялась?

– Лунг?

Сердце у него билось так, что почти заглушало голос Майи. Бледно-голубые яйца, которые она насиживала, по-прежнему были не крупнее страусиных – и почти такими же и останутся. Драконьи дети вылупляются размером примерно с глаза родителей. По мнению Лунга, для такого результата они неоправданно долго прячутся в скорлупе.

– Похоже, Бену нужна помощь! – сказал он. – Я чувствую страх и злобу!

– Так что ж ты стоишь – скорей лети его искать! – воскликнула Майя.

Она была такой бесстрашной! Лунг очень любил ее за это. Бесстрашная и сильная. Любая другая на ее месте сказала бы: «Пожалуйста, не оставляй меня!» Но Майя знала, как он привязан к мальчику. И помнила, что без Бена Лунг никогда не нашел бы Подол Неба и не встретил ее.

– А о тебе кто будет заботиться? – спросил он встревоженно.

– Кто-нибудь из дракониц, кто не сидит сейчас на яйцах! Или Искрохвост!

Искрохвост был ее кузеном. Обычно он проводил время, сидя на солнышке с кобольдами или летая наперегонки с другими драконами, но, конечно, не дал бы Майе умереть с голоду. И у нее в самом деле хватало подруг, не обзаведшихся пока гнездом.

– Но у меня есть одно условие, – предупредила Майя. – Я, конечно, хотела бы полететь с тобой, но раз это невозможно, – она легонько коснулась носом яиц, – прошу тебя, возьми с собой кого-нибудь! Ты говоришь, до тебя докатились страх и злоба. Это не предвещает ничего хорошего! Оставаясь здесь, мы не можем догадаться, в какую опасность попал Бен. Ради твоих детей – не лети туда один!

Лунг не знал, как отнестись к этим словам. Вот так они, видимо, начинаются – отцовские обязанности, как говаривал Барнабас.

– Один? Ты же знаешь, я никогда не летаю один! – возразил он. – Серношерстка разворчится, что мне опять не сидится на месте, но одного меня точно не отпустит!

Серношерстка… Лунг поискал ее взглядом, но у Подола Неба она уходила за грибами еще чаще, чем на родине. «Еще бы – тут можно дни напролет рыскать, пока найдешь хоть грибок! – заявила бы она в ответ. – Не говоря уж о том, что ничего вкусного на этой куче щебня все равно не растет».

– Я не о Серношерстке, – пояснила Майя. – Возьми с собой еще одного дракона!

– Но ведь я лечу на помощь другу! Я не могу ради этого срывать с места еще кого-то. Тем более сейчас, когда у большинства гнезда!

Дракон, при словах «срывать с места» с любопытством глянувший в их сторону, был не из тех, кто прилетел с Лунгом из Шотландии. Тату родился у Подола Неба; его вместе с другими пробудили от безлунного сна горные гномы. По-настоящему его звали Лхаг Па – «ветер» на языке этих гор. Прозвище Тату он получил за разводы на панцире, похожие на искусно выполненный рисунок, – следы долгих лет, проведенных под каменной коркой. Горные гномы уверяли, что этот узор оставило на его чешуе тенелюбивое растение, чьи следы нередко встречаются на стенах пещер, – правда они не могли объяснить, почему из всех окаменевших драконов только Тату оказался так украшен. Как бы то ни было, орнамент из цветов, изогнутых стеблей и листьев, покрывавший Тату с головы до кончика хвоста, делал его похожим на дракона с китайских фарфоровых ваз. Лунгу он казался невероятно красивым, но от других бедняга наслушался насмешек. То, что он был самым молодым драконом у Подола Неба (за вычетом лет, которые он проспал в каменной скорлупе), не облегчало его положения. Может быть, поэтому он ждал сейчас появления драконьего потомства с таким же нетерпением, как сидевшие на гнездах счастливые родители.

Глядя на Тату, Лунг вспоминал самого себя в юности: беспокойство, жажда перемен и приключений, стремление в неизвестные дали, в то время как старшие мечтали только о покое и безопасности…

Майя, конечно, заметила, на кого он смотрит.

– Да, Тату подходит, – прошептала она. – У него нет гнезда, нет детишек, которых надо кормить, он быстро летает и отлично соображает. Я несколько раз видела, как он даже Рявка и Брука побеждал в борьбе!

Рявк и Брук, два молодых дракона, прилетевшие с Лунгом из Шотландии, без конца вызывали остальных на состязания в силе и смелости.

– Они что, опять устраивали эти свои показательные бои? Я же им запретил! – Лунг вдруг почувствовал себя стариком. Похоже, он и в самом деле стал взрослым.

– Только не притворяйся, что ты ни о чем не подозревал! А Тату очень полезно время от времени доказывать остальным, что он самый быстрый и сильный. Ты ведь знаешь, как они его дразнят из-за разводов на панцире.

Лунг взглянул на молодого дракона. Тату притворялся, что ничего не слышит, но его выдавали стоявшие торчком уши. По ушам дракона можно о многом догадаться. Да, Майя права: Тату был не только быстрым, но и умным. И при необходимости он мог сохранять выдержку – очень необычное свойство для молодого дракона. Тату пока еще сам не знал, какое это важное качество. Кроме того, он не стремился к популярности. К тому, чтобы всех перекричать. Или стать лидером. И он не был жесток к тем, кто слабее, – самая важная черта характера, с точки зрения Лунга.

И тем не менее Лунг предпочел бы лететь один. Если Бен действительно в опасности, ему некогда будет присматривать за молодым драконом!

– Лунг, прошу тебя! – прошептала Майя. – Кто знает, на кого там Барнабас нарвался на этот раз! Ты говоришь, они ищут феникса, но ведь им могло ненароком повстречаться и совсем не такое миролюбивое сказочное существо. Так ведь уже случалось!