Корнелия Функе - Повелитель драконов. Перо грифона [litres]

Остальные грифоны застыли, в ужасе глядя на своего предводителя, как будто огонь Тату и их обратил в камень.

– Лунг! – крикнул Барнабас сверху, от дворца Краа. – Неси Серношерстку к Хотбродду. Скорее!

Дракон повиновался, ни о чем не спрашивая. Он стрелой помчался вниз, мимо гнезд, где пленные обезьяны взывали к своему пернатому повелителю, сквозь листья и ветви, и сердце у него болело сильнее, чем раненное Краа плечо. Ствол дерева грифонов казался бесконечным! Но вот наконец он завидел у корней Хотбродда. Бен все еще держал Серношерстку на руках, и так они приземлились перед озадаченным троллем. Серношерстка не шевелилась. Пульс Бену тоже нащупать не удавалось!

Хотбродд выронил сук, из которого вырезал.

– Грифон… Хвост-змея… – Дальше Бену ничего не пришлось объяснять.

Тролль резаком соскоблил Серношерстке мех в том месте, где ее укусила змея. Потом сделал глубокий надрез на собственном зеленом пальце и втер бесцветную троллью кровь в ранку от укуса.

Серношерстка, не открывая глаз, забормотала грибные ругательства. Ну конечно! Бен не знал, плакать ему или смеяться.

– Будет жить – не волнуйтесь! – Хотбродд хлопнул Бена по спине так, что у того подогнулись колени, и обнадеживающе улыбнулся Лунгу. – Вы там наверху закончили уже?

Бен с испугом посмотрел на Лунга.

Солнечное перо! Перед глазами у него встало каменное оперение Краа. Нет! Неужели все было напрасно?

– Шриииии!!!

Там, наверху, грифоны выкликали имя своего нового царя, но Лунг забыл и о них, и о пегасе с его жеребятами. Сейчас для него существовала только Серношерстка. Прошла, казалось, целая вечность, пока кобольдиха открыла глаза.

Лунг вздохнул с таким облегчением, что у него изо рта полетели искры.

– Почему я воняю рыбой? – Серношерстка неуверенно села.

– Селедкой! – поправил Хотбродд. – Кровь троллей пахнет селедкой. А что, ты предпочла бы вонять дохлым кобольдом?

Серношерстка коснулась проплешины на руке. Боль пробудила воспоминание: ядовитые зубы змеи, торжествующий взгляд Краа, когда они вонзились ей в мохнатое плечо…

– Что сталось с грифоном? – поинтересовалась она.

– Мы тебе потом расскажем, – отозвался Бен. – Мухоножка, Барнабас и Лола все еще там наверху. Мы летим за ними, а ты пока побудешь здесь.

Разумеется, Серношерстке это совсем не понравилось.

– Гнилой мухомор! Почему…

– Бен прав. Ты остаешься! – строго перебил ее Лунг. И добавил, уже расправляя крылья: – И не обижай тут Хотбродда!

– Я его обижаю?! – крикнула Серношерстка ему вслед. Голос у нее был уже совсем бодрый. Кровь тролля – сильнейшее противоядие.

Они опоздают! Если вообще вернутся! Уранос так вырос, что в яйце ему было не повернуться. Хара панически билась копытцами о стенки, и даже Синнефо безуспешно пыталась перекувырнуться или расправить крылья. Гиневер задыхалась, глядя на них, словно и ее посадили в скорлупу, ставшую душегубкой. Анемос безостановочно кружил над фьордом в отчаянной надежде увидеть вдали самолет Хотбродда. Но с каждым новым часом надежда у всех обитателей Мимамейдра таяла. Все труднее было верить, что они не лишились всего. Жеребята, Анемос, Бен, папа, Хотбродд, Мухоножка, Лола… Гиневер твердила их имена, словно это могло их защитить, но сама уже ничего не соображала от страха.

Профессор Спотисвуд экспериментировал с алмазами, надеясь создать инструмент, которым все-таки удалось бы вскрыть скорлупу, не покалечив жеребят. Вита лихорадочно обзванивала друзей и участников СВОСКАСОЗ по всему миру, пытаясь отыскать еще какой-нибудь способ спасти маленьких пегасов.

Еще два дня, говорил календарь Гиневер. Сорок восемь часов. Но Гиневер сомневалась, что жеребята действительно столько продержатся. И ни одной весточки от Бена и от папы. Мама опросила всех защитников природы в Индонезии, не видел ли их кто, но команда Барнабаса исчезла, казалось, так же бесследно, как и грифоны, которых они отправились искать.

Когда Лунг вернулся на тронную платформу, Тату стоял, опустив голову, рядом с окаменевшим Краа. С ним были Уинстон и Берулу, а также Барнабас, который сумел по лианам самостоятельно спуститься от дворца Краа. С Мухоножкой в кармане. После всего, что гомункулусу пришлось пережить за прошедшие часы, этот спуск показался ему увеселительной прогулкой. Все живы! Это казалось настоящим чудом. Но о радости, не говоря уж о торжестве, не могло быть и речи.

Все оказалось напрасно. Далекий путь, все опасности, через которые они прошли… все зря.

Бен подобрал одно из перьев, густо покрывавших платформу. Большая их часть принадлежала Краа, но солнечного среди них не было. Оба заветных пера обратились в камень на застывшей навек шее Краа. Страшно представить, как они расскажут Вите и Гиневер, что ничего не вышло. А пегас… Думать об Анемосе было невыносимо.

Бена не утешало даже то, что они спасли Шрии. Он нащупывал в кармане фотографию осиротелого гнезда, и сердце у него холодело от печали и разочарования.

Они остались одни перед каменным изваянием Краа. Все остальные последовали за Шрии, который с другими грифонами поднялся наверх, в дворцовое гнездо.

Шрии… Нет, все же не все было напрасно. Они оставят Булу счастливее, чем остров был до их прибытия. Кто знает, что сталось бы без них со Шрии, ТерТаВа и всеми остальными… Мухоножка, стоя между Беном и Барнабасом и глядя на солнечные перья на окаменевшей шее Краа, думал о том же. Они все еще слегка отливали золотом.

– Может, они только кажутся окаменевшими? – В голосе Мухоножки звучала слабая надежда.

– Маловероятно, – выдавил из себя Бен. – Я думаю, надо лететь домой.

Тату застонал. Голова его склонилось так низко, что нос почти уткнулся в когти Краа.