Александра Лисина - Жнец

Все. Я сдох. И хочу только одного — покоя. Даже если он окажется вечным.

Когда я пришел в себя, вокруг было тепло, тихо и темно. Никто не зудел над ухом, возвещая о начале нового дня, не сопел, не грохотал кастрюлями на кухне. И уже из этого я заключил, что проснулся не дома. Зато был, как ни странно, жив, здоров, а магический резерв, истраченный накануне до капли, вновь оказался полон.

Неожиданно подо мной что-то шевельнулось. И я, повернув голову, пережил несколько неприятных мгновений, когда обнаружил, что лежу не в постели, а качаюсь в глубокой выемке древнего алтаря, а вокруг лениво колышется расплавленное серебро, создавая иллюзию мягкой перины. Впрочем, когда я резким движением сел, серебро мгновенно затвердело, и я смог благополучно с него слезть, настороженно взирая на это сомнительное ложе.

Алтарь, словно почувствовав мое недоверие, тут же разжижился и стал человеком. А когда я на всякий случай отступил, Ал сделал успокаивающий жест.

«Не наврежу», — соткалось на полу из натекшей туда небольшой лужи.

— Сколько я уже тут торчу?

Ал молча показал два пальца.

— «Два» чего? Дня? Месяца? Года?

Один из пальцев преобразовался в мерную свечу, и у меня слегка полегчало на душе. Очень хорошо. Две свечи — это совсем немного, а значит, никому не придется объяснять, где и почему я пропадал.

«Не бойся», — по-своему расценил мое молчание Ал.

Я смерил его мрачным взором.

— Разве похоже, что я боюсь? Но будь любезен, поясни: если уж ты не желал мне вредить, то зачем тогда пытался утопить?

«Чем дальше от дна, тем тяжелее доспех. По-другому было не вытащить».

— Да? А почему ты потом броню не облегчил? Мне, между прочим, было неудобно таскать тебя на плечах.

«Далеко от храма, — отвел взгляд мой „зеркальный“ приятель. — Мало возможностей. Нет связи».

— То есть живым ты по-настоящему становишься только здесь? — настороженно уточнил я.

Ал кивнул.

— А до меня тогда как добрался? Меня ж закинуло совсем уж в демонические дали. Даже не думал, что выберусь.

Алтарь ненадолго задумался, словно не знал, как объяснить, а затем растекся по полу и изобразил на нем две фигуры: одна образовала форму «наковальни», а второй была маленькая капля, которая откатилась на пару шагов и выжидательно замерла.

Прежде чем я задал вслух напрашивающийся вопрос, капля прямо на глазах начала разбухать и увеличиваться в размерах. Основной алтарь соответственно стал уменьшаться, хотя видимой связи между ним и каплей не было никакой. Процесс длился до тех пор, пока на месте каплюшки не выросла такая же «наковальня», а от «наковальни» не осталась одна единственная капля.

— Хорошо, я понял, — задумчиво сказал я, когда Ал снова собрался воедино. — При желании ты способен восстановиться даже из очень маленького кусочка. И можешь перебросить в него свои силы, если сильно прижмет. А в обратную сторону это работает?

«Нет, — с досадой качнул головой алтарь. — Не сейчас».

— Хорошо. Как ты меня нашел?

Алтарь молча создал на ладони еще одну каплю и, подбросив ее вверх, ткнул пальцем мне в грудь.

— Та-а-к. А откуда ей, позволь спросить, там было взяться?

Ал неловко помялся, а потом снова изобразил пальцами щупальца вампира и вопросительно на меня взглянул, словно спрашивая: помнишь?

Я хмуро кивнул.

Тогда на его ладони образовалась небольшая лужица, из которой он с легкостью воссоздал миниатюрную копию себя самого… в смысле, «наковальни». А затем изобразил рядом устало плетущегося человечка, который доковылял до нее из последних сил и устало рухнул сверху.

Я совсем уж недобро прищурился, когда увидел, как человечек погружается внутрь алтаря и на какое-то время замирает, приняв беспомощную позу эмбриона. А потом неожиданно оживает и с бурным всплеском вываливается наружу, по пути бурно исторгая из себя все, что успел проглотить.

— Вот оно что, значит. Гадостью этой ты, выходит, тогда меня и напоил. Почему ты не вернулся обратно, когда стало ясно, что доспех больше не нужен?

«Далеко. Нет связи», — снова написал на полу алтарь.

И вот тогда до меня начало кое-что доходить.

— Значит, вне храма ты теряешь свои свойства? — предположил я, и Ал огорченно кивнул. — И единственный способ их восстановить — это как можно быстрее тебя вернуть?

Новый кивок. А затем еще один — в сторону не до конца восстановленной статуи.

— А если бы я не успел?

Человечек на ладони Ала вдруг замер и рухнул навзничь, каменея прямо на глазах.

— Хм. Если из храма нельзя выходить, то как тогда тебя вообще сюда переправили?

За спиной Ала бесшумно возникло десять одинаковых фигур. И новая «наковальня», которая прямо у меня на глазах развалилась на десять примерно равных кусков и по очереди растворилась в каждом из «людей». А чтобы я уж совсем не тупил, на каждой он изобразил широкополую шляпу и каждой дал в руки по секире.

Очень интересно, правда?

— Маги? — прищурился я. — Один человек не смог бы выдержать такую тяжесть, поэтому Фол избрал для этой миссии десятерых. И внутри их тел ты благополучно приехал из Лотэйна сюда. Хм… зачем же тогда понадобилось убивать их сразу после приезда? Вон сколько работы осталось. А доделывать ее, между прочим, мне!

Фигуры за спиной Ала так же бесшумно подняли руки, вынули у себя из груди серебристые глыбки, после чего вместе с ними растеклись на полу серебристыми кляксами, а затем снова сформировали одну большую лужу и превратились в уже знакомую «наковальню».

— То есть, не убив их, он не смог бы собрать тебя?! — вздрогнул я.

«Долг, — написал на полу Ал, — порой дороже жизни».

— Это правда, — вынужденно согласился я и, привычно взлохматив волосы на макушке… только сейчас сообразил, что все это время находился посреди холодной каверны без брони.

Поскольку это было неправильно, да и изорванная в клочья одежда навевала нездоровые мысли, то я призвал Тьму и несколько успокоился, когда поверх обносков бесшумно легла целая и невредимая броня. Шлем, правда, надевать не стал — зачем, если и без него комфортно? Зато вспомнил о кукле и повертел головой в поисках своего предприимчивого, быстро обучающегося и по-своему заботливого чудовища.

Мелочь сидела на этот раз не возле входа, как раньше, а в самой большой луже посреди храма, где с увлеченным видом точила покалеченные лапы о заботливо выросший из «зеркала» камень. Поскольку лапы у нее были костяными, а камень попеременно становился то мягким, то затвердевал до нужной консистенции, шума кукла практически не производила. Но я, едва увидев, чем она занимается, как наяву услышал мерный шваркающий звук, с которым оружейники любовно правят недавно выкованное оружие.