Александра Лисина - Жнец

Проставив часть номеров собственноручно и поняв, что на сегодня у меня уже терпения не хватит этим заниматься, я сгреб все листы и убрал их обратно в папку. После чего растер уставшее лицо и на мгновение бросил взгляд на подоконник, на котором сиротливо стоял никому не нужный серебряный поднос.

Смешно сказать, но без Мелочи дом выглядел тихим и пустым. Я так привык к тому, что она хоть и остается незаметной, но постоянно присутствует рядом, что теперь, когда никто не тревожил поводок, этого почему-то стало не хватать.

Подойдя к окну, я задумчиво уставился на соседний дом.

В обычном мире он был чист и светел. Большие окна приветливо светились в темноте, а за зашторенными окнами то и дело мелькали человеческие фигуры. На тем ной стороне все выглядело несколько иначе: обшарпанные стены, наполовину обвалившаяся крыша, разбитые стекла, за осколками которых танцевали призрачные силуэты… унылое зрелище, согласен. И навевающее безумную тоску, особенно если знать, что все это происходит в полной тишине.

Сказать, что я совсем не думал в эти дни о Палаче, значило бы погрешить против истины. Я думал. Действительно много думал, пытался что-то оценивать и сравнивать, но так до конца и не определился с отношением к нему. Когда то я считал его нежитью. Потом воспринимал исключительно как врага. Он убил мастера Нииро. Он едва не убил меня. На его руках за эти десятилетия скопилось столько крови, что мир бы только обрадовался, если бы этой твари не стало.

Вот только Мелочь…

Почему она выбрала образ куклы? И как вообще могло получиться, что живучая тварь сумела не просто восстановиться, но и упорно стремилась возродить то самое тело, которое я с таким остервенением уничтожил?

Я был почти уверен: кукла долгое время не знала, что с ней было раньше и как она стала такой. Быть может, рассматривая себя по утрам в зеркало, она стремилась именно к этому? Понять? Вспомнить?

Возможно. Не знаю. У нас не было времени это обсудить.

Но больше всего меня интересовало другое: почему, раз уж кукла обо всем вспомнила, она так спокойно и уверенно решила об этом сообщить? Зачем, если какое-то время я еще мог бы оставаться в неведении? Она не сопротивлялась, когда я приставил к ее горлу оружие. И ни слова не сказала в свое оправдание. Даже ни о чем не спросила. Ни тогда, ни раньше. И покорно склонила голову, хотя я этого не приказывал.

«Духи-служители такого уровня подчиняются лишь тому, кто сумел их одолеть», — сказал однажды Нортидж. И это действительно было правдой. Той самой основополагающей функцией для сущности вроде Палача, которая должна была обеспечивать его абсолютную покорность.

И она ее обеспечивала. До определенного момента. После чего могущественная тварь вдруг сорвалась с поводка и принялась казнить виновных и невиновных с достойным фанатика упорством.

Я убил ее именно поэтому и ничуть об этом не жалел. Но сейчас, глядя через линзу на наполненный призраками дом, мне вдруг показалось, что у этой проблемы могло быть иное решение.

Задумчиво взглянув на пустой поднос, я оделся, вышел на улицу и решительно направился к соседям. Перебраться через улицу по темной стороне никакого труда не составило. А недавно обновленную защиту я преодолел по нижнему уровню, благо теперь это было совсем просто. Я даже не замерз там, стоя посреди мертвого города в одной лишь домашней рубахе. А когда понял, что среди призрачных стен было негде укрыться, то прислушался к себе и решительно направился к единственной имеющейся поблизости каверне, вход в которую располагался напротив ворот.

Дойдя до узкой щели, в которую с трудом мог протиснуться новорожденный гуль, я какое-то время постоял над ней, а затем опустился на корточки. Внутри было тихо. И не имелось ни единого намека на то, что там, в темноте, притаилось что-то живое. Однако когда на моей ладони вдруг загорелся темный огонек, внизу что-то явственно шевельнулось.

Подождав какое-то время, но так никого и не увидев, я вздохнул и поднес огонек к самому входу.

— Хватит, — сказал устало, кладя ладонь на холодную землю. — Довольно уже прятаться. Пойдем домой.

В каверне какое-то время было тихо, но затем из темноты донесся едва слышный щелчок. А следом впервые за эти два дня оживился поводок.

— Домой? — неуверенно прошептали из темноты.

— Да, Мэл. Ты все еще мой служитель. И я хочу, чтобы ты вернулся.

И вот тогда из каверны донеслась целая серия щелчков, будто у ее обитателя случилось кратковременное замешательство. Ослабший за последние дни поводок снова натянулся, причем вовсе не моими усилиями. Затем по нему пробежала волна недоумения, удивления, недоверия и, наконец, надежды. А следом из темноты очень медленно проступило несуразное, но уже довольно крепкое тело, увенчанное жутковатой головой.

— Почему ты назвал меня «Мэл»? — тихо спросила кукла, пристально взглянув на меня снизу вверх.

Я пожал плечами.

— Потому что «Мелочь». Как тебя еще называть? Для полноценного Палача ты пока не дорос.

Кукла удивленно щелкнула, но на всякий случай все-таки уточнила:

— Не будешь убивать?

— Нет.

— И ты дал мне новое имя?

— Конечно, — кивнул я и, решительно подхватив озадаченно замершего духа под брюхо, выпрямился. — У каждого, кто причисляет себя к живым, должно быть нормальное имя.

— Но зачем?! — только и спросило создание, которое я когда-то убил и которому не единожды теперь был обязан жизнью.

Я помолчал, разглядывая смирно сидящую куклу. Немного подумал. Все взвесил. А затем спокойно сказал:

— Довольно уже быть Палачом. Пора бы учиться чему-то новому.

Ривон — один из крупных городов на севере Алтории.

Спецтранспорт для перевозки заключенных.

Большая лохматая собака с добродушным нравом.