Оберон Ману - Падение Коцита [СИ]

Но если и такой страсти мало тебе, иди в пустыню. Где-то там, в семибашенной пирамиде среди скал Горкурры живет великая волшебница Ящ-Урра. Раз во много лет открывается проход в скалах и дорога желтого песка среди красных скал приведет тебя к потухающим глазам Охранительницы Мира. И пройдешь ты таинственным Путем Укрепления, вберешь в себя чары Силы и наговор Мощи и обретешь Время Любви с вечно юной Ящ-Уррой. И семя твоё станет звездным и засеешь ты Сад Неги и прорастет твоё семя огнистыми цветами в потухающих глазах возрождаемой богини. Да и как еще звать ту, что посылает в этот мир маленьких ночных фей и хранит нас в Кровавый полдень силой своего Знака? И если страсть твоя сжигает тебя — иди в пустыню, ищи скалы Горкурры. Потому что лучше умереть в песках, стремясь к Единственной, чем спалить себя изнутри, вывернуться и высохнуть в тень Бывшего живым. Нет хуже той участи…».

С трудом оторвавшись от продолжения, Тотигусигарий припомнил… Да это же времена сразу же после падения Ахерона! Ну точно, точно. Как бишь именовалось то море… Нет, совершенно вылетело из памяти…

Послышался почтительный стук в дверь.

Тотигусигарий сунул взятый текст на место. Накинул капюшон. Позволил войти. Вошёл служитель. Близость коллатерали планетарной ци, несмотря на глубину подземелья, сохранила и румянец его щёк, и свежесть кожи, и общее здоровье. Помнится, все его служители жили дольше обычных Новых…

Служитель поклонился и поставил на столик у входа ларец. Такое знакомый. Неужели?..

Глухо стукнуло с перебоем в сердце. Жар окатил изнутри, перехватило горло. Знаками показал — отрывай…

Наконец-то…

Обсидиановый клинок в хрустальных ножнах. С яшмовой рукоятью и шаром навершия рукояти из нефрита.

Кровь на клинке. Тотигусигарий почувствовал эту кровь, едва открылась крышка изолирующего ларца. Но всё же взял в руки, обнажил клинок. Да, так и есть. Кровь Властелина Цитадели. Ни с чем не спутаешь.

И маленькая записка.

«Известные тебе в прошлом как Ратмир и Тикки благодарят тебя. Прощай и счастливого пути».

Тотигусигарий взял в руки послание, перечитал. Послание вспыхнуло бесшумным пламенем и обратилось в пепел, разлетевшийся по комнате.

Всё. Его долг исполнен. Последнее оружие, изготовленное им для Повелителей, нашло свою цель. Последний из доступных Властелинов Цитаделей, уцелевших при падении Ахерона, развоплощён.

И как будто щёлкнуло что-то внутри.

И больше не осталось сил. Ни на что.

Тотигусигарий указал служителю место для ларца. Молча указал. Горло временно перехватило. Когда служитель исполнил указанное, голос вернулся.

— Моё время истекло. Мой последний долг исполнен. Мне можно уйти. Благодарю тебя. Ты и твои предки долго и достойно помогали мне. Десять поколений? Двадцать?

— Тридцать семь, — почтительно поклонился служитель.

— Тридцать семь, — задумчиво повторил Тотигусигарий. — Много времени прошло…

— Много, — согласился служитель.

— Последнее письмо Атону. Отправишь, как обычно. Припишешь сам — Тотигусигарий ушёл к Митре. То же скажешь и нашим, наверху. А сейчас ты оставишь меня, на время.

Тотигусигарий подошёл к столику в углу, взял в руку орихалковые шары для развития и укрепления киста, а также, из-за материала, и для иных целей.

— Когда они упадут на пол, значит, моё тело исчезло. Тогда доложишь — и волен в своём волеизъявлении. Понял? Прекрасно. А теперь — прощай.

Служитель, еле сдерживая участившееся сердцебиение, вышел за дверь. Но сесть так и не смог. Ноги подрагивали. Дух захватывало. Последний бог прошлого уходит к Митре! К Митре!! Самому Митре!!! Победителю Ахерона…

О боги сынов света, как же давно это было!..

Через неизвестное, проведённое в полуоцепенении время ожидания, — глухой удар и рокот раскатившихся по яшмовому полу орихалковых шаров.

На негнущихся ногах подошёл к двери. Открыл. Вошёл. Всё то же самое. Только вместо древнего бога — пустой балахон с капюшоном и широкими рукавами. Белый балахон друга белого бога. Содрогнувшись от внутренних чувств, служитель подошёл к письменному столу. На столе в одиночестве лежал свернувшийся свиток.

Во всём теле ухнуло. Пот залил тело. И столь велика оказалось жажда узнать, ЧТО же именно читал уходящий перед своим уходом, что она заставила служителя мгновенно забыть обо всём, усесться в нефритовое кресло с палисандровым сиденьем, самшитовой спинкой и кедровыми подлокотниками. Прямо на пустой балахон ушедшего уселся он, не замечая этого. Развернул свиток и впился глазами и, сдерживая дыхание, и унимая сердцебиение, стал читать:

«Однажды я шел по пустыне и среди пальм оазиса нашел обрубок человека без рук и ног. Ловко извиваясь, он полз от кучи упавших фиников к воде, чтобы напиться. Длинные седые волосы покрывали его спину. Борода его стёрлась о песок.

— Несчастный! — воскликнул я. — Кто совершил это злое дело? Могу ли я помочь тебе или отомстить за тебя?

Напившись, старец снисходительно посмотрел на меня и улыбнулся.

— Неразумный… Ты оскверняешь память мудрейших тем, что не уважаешь законы, охраняющие наш покой и безопасность.

Изумление на моем лице проступило столь явно, что житель оазиса перекатился к ближайшей пальме, оперся спиной на её ствол и начал:

— Узнай же, о путник, что некогда на месте этой пустыни была страна, обильная водой, деревом и камнем, городами и людьми, но скудная мудростью населявших её. Случалось так, что дети дрались, а взрослые мужчины били друг друга. Случалось также, что женщины вцеплялись друг другу в волосы. Случалось даже, что люди убивали друг друга.

И тогда мудрейший правитель приказал сдать в казну весь имеющийся металл. Но люди стали использовать палки, чтобы бить и сучья, чтобы колоть.

Правитель приказал срубить деревья и выкорчевать пни. Но люди стали кидаться камнями и правитель приказал снести дома, просеять песок и вывезти все камни за пределы своих владений.

Люди научились бить друг друга руками и ногами. Наимудрейший повелел лишить своих подданных возможности наносить вред друг другу. И тогда все стали такими, как я. Больше всего забот доставляли жившие в расцвете сил. Некоторые их них умерли. Меньше всего хлопот было с новорожденными.

— И матери не пытались защитить своих детей?

— Тех, кто осмеливался напасть на Стражей Закона, обезоруживал зубодер.

— А у Стражей были руки и ноги?

— И оружие, и щиты. Как же иначе? Люди глупы и неразумны. Если человек не понимает, когда его просят стать счастливым, его нужно заставить стать им — для его же блага.

Я оглядел пустыню от горизонта до горизонта и спросил:

— Неужели ты считаешь, что ваши законы были мудры?

— Конечно, — собеседник улыбнулся моей наивности. — Если было бы по-другому, разве этому учили бы в школе?