Оберон Ману - Падение Коцита [СИ]

Во-первых…

Укреплённое место Оседлавших Волны пало под внезапным ударом Чёрных Всадников. Да какие там укрепления? Рва нет, стена из дикого плавника: что на берег прибоем выплеснуло, из того и построили. Ворота деревянные, металлом окованные, да и то только снаружи.

С другой стороны, опасаться особо этим, внутри, до сих пор было некого. Кочевые рода людей своих гробить, на стены эти, в четыре роста человеческих гнать, — ой, не будут. Поверх стены коряги ветвистые, разлапистые. И перелезать неудобно, как через бурелом лесной лезть придётся, — лес в Великой Степи хоть и не видели, а рассказы торговцев слышали… И стрелами опять же, неудобно. С коня надо в щёлочку буреломную угодить. А сам всадник под стрелами весь на виду: вот он, бей, не хочу.

Нескольким родам объединиться? Делать им больше нечего! И так забот полон рот. Каждодневных. От зарослей ядовитой травы глупую скотину отгонять. И опять же: что для одной скотины отрава, для другой просто трава. И наоборот. Это сколько же всего в голове держать надобно! И за всем глаз да глаз нужен. А отёл? О молодняк поднять? А от хищников стада уберечь? А водопой? А всё остальное? Где уж тут о набегах думать, своё бы уберечь.

Часть людей из других родов привлечь, добычей прельщая? Хм. Велика Великая Степь, а вот народу в ней не очень. Плодятся людишки, не без того. Так ведь и не без урону обходится. Кто во младенчестве помер. Кто удаль свою хотел показать, да сил не рассчитал. Кого болезни унесли, ветром моровым занесённые. Кого зверь задрал, всякое бывает. Мошка иной раз тучами из-под травы поднимается. И коня, и всадника жалами своими так истыкают, что те на месте распухают, валятся тут же. А мразь эта мелкая потом на падали жирует, ей, вишь ли ты, для размножения своего гнусного кровь подавай, да плоть подгнившую, в которой вылупившиеся её личинки копошатся, жрут убитых… Если в пути такое попадается, любой род кизяка не пожалеет, а то и дерева, лишь бы сжечь эту пакость, чтобы новых туч по пути меньше встречалось. Ведь именно потому в дозор и ездят по двое, по трое, чтобы если уж и гибнуть, то малому числу… Да и люди встречные опять же всякие случаются. Кого из рода выгнали, к таким же оторвам пристал. Хоть и мелковаты грабители, а любой добыче рады, гибли дозоры, случалось…

И потом, главное: за какой такой добычей людей гробить, на стены гнать? Оседлавшие Волны мену честно ведут. Если есть что поменять, из дальних краёв привезённое, то завсегда пожалуйста. Утром ворота откроют, заходи, только без оружия.

И вот, опять же: не всё, издали привезённое, в Степи пригодно. Иной раз такое предложат, что и сами не знают, что это. Так, по поверхности Большой Воды плавало, а мимо ходящие с собой прихватили, на всякий случай. И что, из-за этого людям рода умирать?

Нет, если степняки в Оседлавшими Волны и ссорились, то не крупно. Себе дороже. Мужчины по воде ходят, на земле женщины, дети, старики, больные. Мужчин в укреплённых местах мало. Ну так ведь тетиву натянуть и женщина сможет. А стрелы свои они в хитрый яд окунают. Таким куда ни попал, лишь бы в тело попасть, в кровь. Рукой стрелу летящую в сторону отобьёшь, ладонь царапнуло, и всё: не жилец. Редкий яд, ценный. Из-за Большой Воды, из далёких земель возят, и то помалу. Не портится яд от времени. Каждый род за нужду почитает такой горшочек, в кулак мужчины, с пробкой, выменять, и в телеге с шаманом рода возить. Иной раз в степи такое попадается, что без яда и не обойдёшься…

Нет, кочевые рода с Оседлавшими Волны войну не ведут. Не выгодно. А вот Властелинам Цитаделей, сколько их ни есть, людская покорность нужна. Потому и дали сотне новобранцев, едва свои Топоры со Шлемами получивших, приказ. Место укреплённое, посланца Властелина отвергшее, ворота перед ним не распахнувшее, покорности не принесшее, — сжечь. А в добыче своей да будут Чёрные Всадники вольны и властны.

Подошли утром, перед рассветом. С полуночи шли шагом, широко рассыпавшись. Там, за стенами, слухачи нет-нет, да и послушают землю, не мчится ли кто, чтобы налётом, с нахрапа взять. У степняков научились землю слушать.

Огни на стенах отсутствовали. В темноте попробуй посреди Степи отыщи нужное место. Но особо на темень не рассчитывай. Намотанные факела по всей стене приготовлены. Зажечь их — малое время потребно. Да так хитро расположены, что нападающим прямо в глаза светят, а своим стрелять свет совсем не мешает. Здесь, в Степи, особо обороняться не от кого, а вот за Большой Водой, видать, всякое разное случалось…

Чёрные Топоры снесли петли и ворота упали за малый срок. Где-то десять ударов сердца, если спокойного стука. А дальше, когда дозорные по стене защитной цепь огненную кинули, факела свои позажигали, так это уже скорее Чёрным Всадникам в помощь оказалось…

Укреплённое место Оседлавших Волны расположено было по большому выбору: вокруг продолговатого залива, что в землю Великой Степи языком буйвола влизнулся. А на дальнем конце, на срезе воды, башни деревянные, камнем диким внутри набитые, в воде стояли. Только проход для коробов деревянных, на которых Оседлавшие Волны по Большой Воде ходят, оставили.

Самих коробов у причалов, по всей длине заливы натыканных, оказалось три больших да два малых, как сотник сказал. Эти для ежедневного плавания, живущих под водою сетью ловить да в казан кидать, пищу варить.

Мужчин оказалось немного, и все они быстро полегли под Чёрными Топорами. Их жалкие деревянные щиты, равно как и щиты из спины водных, черепахами именуемых, и прочее всякое поразрубалось мигом, с одного взмаха. И всякий раз, когда Чёрный Топор вгрызался в свежую плоть, гулко ухало сердце Чёрного Всадника и в груди возникало безумной силы желание испытать это ощущение ещё раз, и ещё раз, и ещё…

Ядовитые стрелы бессильно скользили по защитной чешуе чёрной рыбы, отдавшей свою жалкую жизнь в далёкой Цитадели РЄЛьех ради сохранения жизни Чёрных Всадников Великой Степи.

Деревянные юрты, домами именуемые, брали в пешем порядке. Все кони остались за стеной. Им здесь было особо и не развернуться. Да и боя, как такового, не было. Рогатые Шлемы исправно заставляли замереть противостоящего Чёрному Всаднику дикого человека, а каждый удар Чёрного Топора давал Рогатому Шлему всё больше и больше сил…

Мужчин убили всех и быстро. Старух, женщин с оружием в руках — тоже. Девок и молодух цепенили Рогатыми Шлемами, сшибали с ног добрыми оплеухами, вязали, тащили на площадь. Сюда же сносили найденные люльки с младенцами и тащили за шиворот, за руку, за волосы, — как придётся, — сопливую мелкоту.

Сотник и десятники быстро обшарили брошенные дома. Что они искали, не сказали, но не нашли ничего.

Когда всё дышащее оказалось на широкой площадке у торца водяного языка, лизнувшего землю Великой Степи, сотник выкрикнул тех, кому не удалось смочить кровью свой Топор. Таких оказалось немало, десятка четыре. Кто ворота стерёг, кто вокруг стены в оцеплении стоял, чтобы не сбежал никто, кто с конями остался, когда остальные в атаку пошли, кому просто схватки не досталось.