Евгения Спащенко - Терновая ведьма. Исгерд

— Сражаешь наповал, Северный ветер. Поначалу не смел и языком шевельнуть, а теперь сподобился на дерзость, за которую его полагается вырвать.

Сохраняя завидное спокойствие вопреки сутолоке чувств, Хёльмвинд пожал плечами.

— Ты сказала, любая подвластная тебе просьба…

— Просто неслыханно! — В замешательстве ведьма потянулась за кувшином с вином. — Иногда мне думается, что северинская принцесса медом намазана, иначе с чего вдруг все мужчины на свете взяли привычку к ней липнуть? И ладно приморский королевич, но ты, верховный!

Дать разумный ответ он не мог, поскольку сам впервые об этом задумался. Но после озвученного вдруг нашлось объяснение метаниям и спутанным помыслам, не покинувшим Хёльмвинда даже после купания в зеркалах Тьер-на-Вьёр.

— Впрочем, я сама виновата. — Колдунья отмахнулась, осушая третий по счету кубок. — Не учла, что любовный приворот может стать началом чего-то более неискоренимого…

Смятые складки ее юбок хвостом потащились за ногами.

— С магией вечно так: вмешиваешься в одно, меняется и другое, бросаешься исправлять оплошность — все запутывается во сто крат сильнее…

Чтобы скорее покончить с философией, пока он не растерял решимости, северный владыка поднял с пола сизую виноградную гроздь и спросил вызывающе:

— Ну так что, ты повесишь меня или любезно уступишь Изольду на эту ночь?

Тьер-на-вьёр, якобы любовавшаяся изящной облицовкой камина, закусила губу. Такого казуса она не предвидела. Гордость требовала сейчас же принудить бескрылого вертопраха раскаяться, на коленях просить пощады! Но практичность, приобретенная за столетия небытия, советовала иначе.

Велика ли потеря — на часок оставить тело девчонки в распоряжении Хёльмвинда? Не задушит же он ее, в конце концов. Да и теперешняя оболочка с колдуньей не навечно. Месяц за месяцем она ощущала, как чары убывают, откалывая от ее души по кусочку — неуклонно, мучительно. Магия не исчезала, но переходила к Изольде, лишая прежнюю свою хозяйку всякого будущего. Скоро суть ее сотрется из памяти мира, как зыбкие отпечатки с мокрого речного песка. До той поры важно воздать Розе Ветров по заслугам. Расплатиться за чужой счет ради такой цели — более чем разумно.

Помедлив еще немного, тьер-на-вьёр описала по спальне широкий полукруг и возвестила, останавливаясь у алькова:

— Договорились. Если хватит отваги не сбежать пред ликом тернового колдовства, забирай златовласую принцессу. Времени у тебя — до рассвета. А после исчезни с глаз, пока я не снаряжу отряд к берегам Тамэнт’адира — Туманного моря, на поиски Ан-Альеж. — И помни… — ломкий стебелек на ее талии задрожал, кольцами обвивая стан, — попытаешься навредить мне, верховный владыка, я убью тебя прямо здесь — искромсаю на полосы, не пожалев ни прелести твоих черт, ни возможности завладеть горловиной из восточной ветряной башни!

— Справедливо… — Ветер, все такой же прямой и хладнокровный, приблизился к ней, взялся, почти не дыша, за вшитую в пояс потайную шнуровку. — Раз проволочки улажены, ты позволишь?

Леденящий кровь взгляд холодил даже из-под золотистых ресниц.

— Прошу…

Но стоило ладони ветра пройтись по ее ключице, хищные завитки на ней ощетинились.

— Они не помешают тебе, — последовало злорадное заверение. — Разве что своим колючим видом, но с ним придется смириться.

Одолевая непрошеную слабость, Хёльмвинд кивнул. Она хочет отпугнуть его, заставить отступить.

Секунда, и пальцы утонули в льняном шелке волос. Никогда прежде Северный ветер не прикасался к ним вот так — надолго, без утайки. Если забыться, можно подумать, что рядом с ним — Изольда, с мягкой улыбкой, пьнящим запахом. Но закрывать глаза он не смел. Тьер-на-вьёр, нарочито застывшая, глядела на него безотрывно, словно заранее празднуя победу. Напрасно…

Не размениваясь на ласки, ветер потянул очередную тесьму. Сколько их на этом наперекосяк скроенном наряде? Рукава, корсаж, спина… От развязывания бесконечных узелков пальцы занемели… Внезапно в уме вспыхнула непрошеная шальная мысль: что скажет Изольда, если ему все же удастся возвратить ее? Порадуется уплаченной за пробуждение цене?

Усилием воли северный владыка отбросил сомнения, разделался с последней шнуровкой. Все это произойдет потом… Пока же прочь аршины мешающей ткани!

Под платьем у колдуньи обнаружилась длинная нижняя рубаха, тоже украшенная лентами, к счастью, декоративными.

«Слава праветрам!» — невольно возликовал верховный, мечтавший теперь лишь о том, чтобы терновая ведьма скорее исчезла.

Но она не спешила уходить — поглаживала колючки, проступавшие из-под полотна, и буравила Хёльмвинда тяжелым взглядом.

«Ты остановишься, Северный ветер…»

«Нет, — переливались льдом его безжалостные очи, пока руки увлекали окостеневшую колдунью на взбитые перины. — И если не стремишься убедиться, оставь меня с Изольдой наедине».

Прогибаясь под тяжестью двух тел, королевское ложе негромко скрипнуло. Перед колдуньей оказался полог — расшитый плодоносными ветвями дикой сливы и тщательно собранный в складки. На его богатом фоне лицо Северного ветра выглядело на удивление уместно. По крайней мере, до тех пор, пока он не решил ее поцеловать. Это оказалось чересчур для той, что сотни лет обреталась мстительным духом в пустоте. Быть может, в прошлом нежность была ей не чужда, но нынче, в чужом теле, от нее сделалось дурно до обморока.

«Ни по зримую, ни по бесплотную сторону мира не существует никакой любви! Сплошные ложь и предательство!»

Безотчетно упершись в грудь своего мучителя, тьер-на-вьёр мысленно отстранилась, попятилась в темноту, покидая Изольду на произвол сковывающих объятий. Пусть ветер делает что заблагорассудится, важна лишь расплата, орудием которой скоро станет эта оболочка!

Напряженные ее кулаки опустились на покрывало, остервенение, наполнявшее члены жесткостью, постепенно сошло на нет.

Но Хёльмвинд почувствовал перемену не сразу. Захмелевший от пасленовой сладости ее губ, он будто утратил чувство реальности, упустил на мгновение смысл происходящего. Хрупкие, как рыбьи косточки, ребра попеременно оказывались под его пальцами. Тихое дыхание колдуньи волновалось где-то под солнечным сплетением верховного.

«Неужто, Изольда Мак Тир, разгадка моих терзаний была так безыскусно, по-человечески проста?»

Хёльмвинд сдержанно коснулся сливовых полос. Ни слов, ни ответных поцелуев — только губы принцессы, до того плотно сомкнутые, разжались. Отстраняясь на вершок, верховный потерянно заглянул в водоворот ее очей и не увидел там ничего, кроме безликой темноты: веки терновой ведьмы оставались поднятыми, но гнев и враждебность исчезли. Изольда словно пребывала в оцепенении — жутковатом, чутком, как сон на яву.