Екатерина Лесина - По ту сторону жизни [СИ]

Диттер отвел взгляд. А я… пожала плечами.

Объяснятся? Навязываться? И не подумаю… меня скорее волнует другое. Дело близится к концу, а с ним и отсрочка, выпрошенная у Кхари. Свет не поможет, он и тетушке не помогает, кровь уже идет не только из ушей, а чернота внутри разбухла, давит на тело.

— Мы… долго говорили в тот вечер. И я… тогда я задумалась над тем, что имею… и мои дети… разве они не стоили моих амбиций?

Понятия не имею. Мне подобные вопросы вообще лучше не задавать. Поэтому лишь пожимаю плечами: мол, вы уж тут, тетушка дорогая, сами разберитесь, чего вам надо, всемирной славы или детей разумных…

— Агна… намекнула, что… сын Торви ее устроит, а вот наследник… я подписывала договор… отказ от прав… и больше… я строила свою жизнь… я просила прощения… просила…

Ее голова запрокинулась.

А Монк отступил.

— Да пребудет с ней Господь, — сказал он, закрывая глаза, после чего вытер руки о скатерть. — Стоит позвать целителя… засвидетельствовать время смерти. И причину.

Обширное кровоизлияние. Случается не только с дамами почтенного возраста, проявляющими излишнюю активность для этого самого возраста. Молоденький целитель явился в сопровождении двух жандармов. Был он полноват и преисполнен того чувства собственного достоинства, которое окружающим видно весьма и весьма явственно. А заодно уж имеет обыкновение вызывать у этих самых окружающих немалое раздражение и скрежет зубовный.

Мы зубами не скрежетали. Мы стояли в стороночке с видом в достаточной мере скорбным, чтобы нам выразили сочувствие.

— Я ее вскрою, — сказал целитель, будто делая нам одолжение. — Если вы, конечно, не возражаете… — Потом подумал и добавил: — Даже если возражаете, мне все равно придется, во избежание, так сказать, создания прецедента невскрытая по причине…

Он задумался, но подходящую причину не нашел.

— Простите, — взмахнула ресницами. — А не подскажете, где я могу найти мейстера Виннерхорфа?

Мы опоздали.

Я почему-то так и подумала, когда авто остановилось у знакомого уже домика. Небольшой, избавленный, что от колонн, что от портиков, что от иного вида излишеств, он был облеплен темными стеблями винограда. Будто попался в объятья гигантского чудовища, впрочем, держало оно дом бережно, даже с этакой толикой нежности.

Я оценила и аккуратные дорожки красного камня. И кусты, в чьих сложных формах явно угадывался извращенный человеческий вкус… вот кому и вправду может понравится куст в виде шахматного коня?

Белесая дверь. Молоток, на который никто не откликнулся. Вереница банок сбоку… сюда если и заглядывали, то давненько.

Лечебница тоже была закрыта.

— Ломай, — велел Диттер.

— Сам ломай, — Вильгельм поднял шарфик. — Я болею… мне плохо…

— Мне, можно подумать, хорошо… — Диттер толкнул дверь, но та устояла. А ручка, за которую он подергал, осталась в руках.

— Отойди, — я чувствовала в себе желание изменить мир, добавить в него ноту хаоса и разрушения, а потому дверь пнула от души. Хрустнул каблук, а следом и отменное дерево, не устоявшее перед моим порывом. Второй пинок. Второй пролом.

Туфли я выкинула и, примерившись, ударила плечом… выдрать пару досок и вовсе оказалось занятием плевым. И не дожидаясь разрешения, я переступила порог.

Воняло. Сладенько так, характерненько… помнится, в анатомичке как-то пахло похоже весьма… меня бабушка приводила в познавательных, так сказать, целях: одно дело изучать анатомию по атласам и совсем другое — видеть руками.

Так она и говорила.

Видеть.

Руками.

В первый раз, помнится, мне стало плохо еще до начала вскрытия, которое любезный Виннерхорф собирался провести для нас. Во второй — в процессе… и бабушку это несколько разозлило. Дома мы имели крайне неприятный разговор. Конечно, какая из меня ведьма, если я не способна к такой малости, как…

Я потом ходила в морг. Платила. Спускалась. Сидела среди мертвецов. Разглядывала, следила за работой целителей и штатных некромантов, которые к моему присутствию отнеслись с пониманием. У всех были дети… и далеко не все отправляли детей учиться ремеслу к другим людям. Но…

Позже я сама решилась. Научилась.

Не сразу, конечно… это не так просто — вскрыть человека, даже мертвого. Кожа кажется резиновой, а мышцы тугими, и приходится прикладывать усилие. Чуть переборщишь, и материал испорчен. Зачем мне это нужно было? Чтобы видеть.

Проклятья, они на всех по-разному действуют… бывает, что те самые прочные мышцы становились мягкими, что желе… или вовсе расползались… сила остается и после смерти. К примеру, собирается в жировых тканях, поэтому именно их и отдают на экспертизу первым делом. Или вот нервные… мозг не вскрывают сразу, слишком он мягок для этого.

Главное на первом этапе — аккуратно извлечь.

И поместить в емкость с формалином. Выдержать сутки. И уже потом, позже…

Мейстер стоял за моей спиной, иногда он перехватывал руку, направлял. Хвалил… говорил, что при должной тренировке из меня получился бы неплохой хирург. Не целитель, нет… но темные хирурги тоже нужны. Кто еще сможет столь же эффективно бороться с некрозами и останавливать сепсис?

И было дело, что я всерьез подумывала над его словами. Пока бабушка не засмеяла.

Хирург?

Мне и вправду хочется этого? Учиться, а выучившись, до конца дней своих ковыряться в чужих кишках? Собирать на столе идиотов, которые были слишком неосторожны, чтобы попасть под телегу? Отрезать ноги, отнимать руки?

Я отступилась.

Я так легко от всего отступалась… верила… она знала меня… изучила… пара слов, словно иголки под кожу, и вот уже я готова забыть… о чем? Обо всем.

Танцевальный вечер в школе?

Что мне там делать с простолюдинами.

Тот букетик цветов?

Мальчишка нищ или жаден, если не соизволил потратить пару марок на что-то более достойное. А еще ленив, если не сумел эти пару марок заработать.

Щенок?

От него в доме грязь и беспорядок, и если уж мне хочется завести собаку, что совершенно непонятно, поскольку очевидно же — я слишком эгоистична, чтобы заботиться о ком-то, — то стоит взять ее из питомника. С хорошей родословной, с…

А щенок уйдет на кухню. И с кухни тоже.

Слабая. Твою ж мать… я была такой слабой. Осталось лишь расплакаться, расписываясь в собственной никчемности. Вместо этого я отмахнулась от мухи.

Мух здесь было много. И вроде бы не сказать, чтобы жарко, но… они покрывали стены живым шевелящимся ковром. Они гудели и переползали друг через друга. Они поднимались, но лишь затем, чтобы опуститься вновь, прикрыть уродливо-светлый участок стены.

Мухи покрывали и тело.

— Кыш, — сказала я, подкрепив слова импульсом, и черная туча поднялась. Гудение стало оглушительным, а где-то за спиной цветисто выругался Диттер.