Екатерина Лесина - По ту сторону жизни [СИ]

И смерть, которая избавит от позора.

— Понесла она от него, — старуха потерла пальцем о палец. — Не помнишь? Уезжала она… на побережье, здоровье поправлять, а потом вернулась.

Не помню. Прошлый год выдался сложным, да и я, признаться, то ли переросла, то ли просто устала, но на вечеринках появлялась редко.

— Ребенка сперва там оставили, как оно обычно бывает… только ж девка-то с норовом… и любовничек ее тут же… плюс от бабки ей неплохое наследство осталось. Ей бы уехать, но характер… решила на принцип пойти…

И преставилась.

— У Бруттельшнайдеров тоже все просто… у мальчишки сестренка имелась, в которой он, сказывали, души не чаял. А у той мамаша с норовом. Там-то папенька поумнее был, на экономке не женился, просто при себе держал. Как преставился, так Конрад мачеху и спровадил подальше от дома, сестрицу при себе оставивши…

Дождь пах болотом.

И весь этот город, как подумалось мне, представлял собой одно огромное болото, в котором в одиночестве тонули люди. И главное, никому это не было интересно. И мне не было. И сейчас, наверное… не знаю. Что изменилось? Я умерла? Смерть изрядно меняет восприятие мира, но вот чтобы настолько…

— Марта… экзальтированная девица, помешанная на древних ритуалах… ходила за мной, просилась, чтобы в ученицы взяла… только силы в ней капля. И не в том дело…

Я кивнула. Понимаю. Сила для ведьмы не главное. Характер должен быть подходящий. За характер, как говорила бабуля, нас и жгли когда-то, потому что силу отнять несложно, только ведьма ведьмой быть не перестанет.

— Куда уж она вляпалась, ближнего понятия не имею… и ты бы, деточка, не лезла… не ворошила старые дела… иначе такое дерьмо выплывет, вовек не расхлебаешься.

— Что вы об этом знаете? — поинтересовался Диттер.

С ответом ведьма не спешила. Она сидела, глядела в тем ноту, которую время от времени разрывали молнии. Гром гремел, но далеко и глухо. И было неуютно. А еще возникло неприятное ощущение, что за нами наблюдают.

— Мертвые сраму не имут. — Старуха покачнулась и встала, оперлась было на резную спинку старой софы, но тотчас отпустила ее. Мотнула головой, упрямо сражаясь с собственной слабостью. — А клятвы… скажу лишь, что на старом дерьме твоя семейка крепко руки погрела. Всего я не знаю, но… когда твоих не стало, в городе задышалось легче… Будь осторожна, девочка… берегись е…

Громыхнуло. Небо прорезала белоснежная молния, а в следующее мгновенье старуха покачнулась и мешком осела на пол. Ее тело выгнулось дугой, а на губах появилась весьма характерного вида пена.

— Берегись, — я толкнула Диттера, пожалуй, слишком сильно, если дознаватель покатился кувырком, а гром раздался вновь.

Не гром. Выстрел. Едкий запах пороха и визг пули, впившейся в дубовую панель. Диттер, который, ловко кувыркнувшись, поднимается… серый силуэт.

Щелчок. И выстрел.

С этого расстояния девчонка не могла промахнуться. А серебряная пуля, выпущенная в висок, разнесла дурную ее голову. Запахло кровью, но ныне запах не вызывал желания попробовать этой самой крови. Тело покачнулось. Оно стояло долгие несколько мгновений, когда треклятая девица казалась такой живой…

И снова гром. Молнии. Темнота.

Два трупа на полу. Диттер на четвереньках. Матерится, болезный. И мне хочется, хотя леди и не положено, но уж больно обстановочка располагает. Мне вот интересно, старушку сегодня собирались по плану отравить или же мы опять неудачно попали?

Я присела и положила пальцы на толстую влажноватую шею. Мертва. Но хуже, я не ощущаю больше ее присутствия, и значит, смерть эта, сколь бы неожиданной ни была, по сути своей конечна. В отраве ли дело? Или в том, что душа старой ведьмы за долгую жизнь ее изрядно подустала, дозваться ее не выйдет. Жаль. Что-то подсказывало, что много у нее интересного получилось бы узнать.

Диттер добрался до тела компаньонки, которое в полутьме казалось уродливой серо-сизой кляксой. А кровь-то я слизнула. Из интереса. И еще из подозрения, которое подтвердилось. Сладковатый такой привкус, с тонкой толикой жженого сахара и еще, пожалуй, лимона.

Да, лимон определенно имелся.

— Находилась под воздействием, — то ли поинтересовался, то ли просто констатировал факт Диттер, поводив над телом раскрытыми ладонями.

— Ага, — сказала я и, закрыв глаза, позвала.

Ну же, милочка, ты где-то рядом.

Я чую.

…вынул ножик из кармана…

Помнишь, как в детской считалочке?

…буду резать, буду бить…

Чего дрожишь, убийца бестолковая… знаешь, кто я? Знаешь… и боишься, а еще надеешься… правильно, я ведь могу и отступить, оставить тебя в этой комнатенке на веки вечные. Нет, через пару десятков лет ты окрепнешь настолько, чтобы выглянуть в коридор. А там и по дому прогуляешься. Но дальше…

Знаешь, почему призраки сходят с ума? Дело отнюдь не в тоске и памяти о прошлом. Дело в этой привязке, не позволяющей отойти от места собственной смерти. А я способна помочь. Я…

Ее душа — зыбкое белесое пятно, которое повисло в середине комнаты.

— Ты это тоже видишь? — Диттер на всякий случай отправил револьвер в угол. Этакая предусмотрительность меня почти восхитила: правильно, что прикасаться не стал. Даже я чуяла остаточную магию в этой штуке, и отнюдь не заговор на меткость…

— Вижу. Спрашивай. Она ответит.

Когда ныть перестанет.

Вот не надо мне о несчастной доле сиротинушки… и о родственниках тоже… у меня собственных имеется целый выводок, знать бы, что с ними делать. И о приюте… нет, я сама в приюте не бывала, разве что на экскурсии, но просто нытья терпеть не могу.

Несчастных много. Но убийцами становятся не все…

Ее звали… как-то так просто, незамысловато, отчего имя свое ей не нравилось. Ей казалось, что эта самая простота обрекает ее на обыкновенную жизнь, а хотелось чуда. И актрисой стать.

О мечтах своих она благоразумно не говорила, поскольку актрис в приюте считали падшими женщинами, а сестра Юстиана весьма заботилась о правильном моральном облике воспитанниц. И действовала не только убеждением, но еще и железной линейкой, которой била по рукам. Или вот горохом…

Хватит. Лучше расскажи, как попала в этот дом…

Взяли. Как щенка. Старуха приехала. Ей вывели лучших учениц, в число которых и входила Ульрика. О да, она старалась и умом не была обделена…

Это еще как посмотреть. Умный не полезет травить другого человека, во всяком случае, сомнительного качества отравой, да еще и в присутствии посторонних.

Она понравилась старухе. Чем? Она не знала. Ей просто велели собирать вещи и сообщили радостную с точки зрения сестры Юстианы новость: Ульрику выбрали в компаньонки. И если она постарается, если будет соблюдать правила и помнить, чему ее учили, то жизнь ее сложится самым чудесным образом.