Екатерина Лесина - По ту сторону жизни [СИ]

— Я забеременела… и он сказал, что женится… развод… потом… потом мы жили… Ганс сказал, что я должна… что старик… он нам мешает. Я любила Ганса!

— Любила?

— Я… я люблю, — это было сказано неуверенно, с разумной опаской.

— Любишь, любишь, — успокоила я ее, потрепав по щечке. — Да слезь ты с этой табуретки…

— Нельзя. Он… узнает.

Да? Интересно, как? Сигналок я не ощутила, хотя… я присмотрелась именно к табуретке. Надо же, какое интересное плетение… Этот Ганс маг? Или просто по случаю пришлось? Ах ты… пока красавица стоит, плетение дремлет, но стоит ей соступить, как оно очнется.

— Тогда стой, — разрешила я. — Ганс решил, что старик зажился на свете?

— Я… это не я! Я тогда… он заботился обо мне… и мальчика любил… и нам было хорошо…

Охотно верю, но кому-то это хорошо пришлось не по нраву.

— Ганс… это Ганс… он служил при доме… велел его устроить… я… не знала, что он… он дал господину Биртхольдеру, и тому стало плохо… сердце…

Ага, герою-любовнику надоела служба и захотелось из шофера стать хозяином. Желание вполне понятное, как по мне, но вот методы, которые он выбрал, в душе моей не находят отклика.

— И потом завещание… Ганс так разозлился. Сказал, что я виновата… плохо работала…

Дверь открылась.

И на пороге появился человек, который, надо полагать, и являлся вышеупомянутым Гансом. Был он высок. Строен.

Красив той разбойничьей опасной красотой, которая хороша лишь в девичьих романах. Острые черты лица были несколько дисгармоничны. Мешки под глазами. Желтоватый оттенок кожи, залысины… нынешний образ жизни явно не прибавлял Гансу здоровья.

— Что здесь происходит?

Какой невероятно банальный вопрос.

— Беседа, — сказала я, широко улыбнувшись.

И дверь заперла. Заклятьем.

Дом отозвался на него с охотой: старый, он обладал собственным чувством справедливости.

— Кто ты… такая? — Ганс прищурился.

А он еще и подслеповат, но очки не носит, надо полагать, исключительно, чтобы из образа не выпадать. Челку отбросил картинным жестом. Губы скривил.

— Знакомая Адлара…

Ага… не маг, но вот амулетов на нем целая связка. И защита от проклятий вполне приличная. И атакующий контур. И щит от ментального воздействия… целительский. Укрепляющий… на одной магии долго не протянешь, ко всему, подозреваю, Ганс не имел понятия, что светлые амулеты с темными не слишком то уживаются. Некоторые почти разрядились.

— Это частный дом.

— Так я с частным визитом, — я позволила ему схватить меня и даже руку заломить. Ойкнула, поинтересовалась кокетливо. — Что вы делаете?

— Что ты этой сучке сказала?

Женщина на табурете мелко затряслась.

— Правду, — ответила я, — и ничего кроме правды.

И руку вывернула. Свою. А затем и его. Перехватила за шею. Нажала слегка, позволяя почувствовать собственную силу.

— А теперь, раз уж и ты здесь, мы и с тобой беседу продолжим… Ты ведь знаешь больше, чем она, верно? Кто она? Просто инструмент, от которого ты пока избавиться не можешь… не можешь ведь? Правильно, третья смерть в одной семье слишком подозрительна…

Он дергался. Ерзал. Пыхтел. И матерился. Жизненно так. С фантазией. А главное, искренне… люблю искренность.

Я слегка подтолкнула Ганса к книжному шкафу и ткнула лбом о полку.

— Не молчи… времени у меня не так много…

— Ты не понимаешь, сучка, во что лезешь…

Не понимаю, но очень и очень хочу наконец разобраться. А потому выпускаю когти… какая малость, а хватило, чтобы Ганс завизжал и забился в руках моих, что рыба на берегу.

Я позволила ему вдохнуть. И снова сдавила шею.

— Ты… — просипел он, — сдохнешь… в мучениях.

Я дернула его, заставив подняться, и отпустила, сказала:

— Не хочу тебя расстраивать, но… я, как бы это правильно сказать, уже… слегка…

Тычок под ребра — и эта туша сгибается. Еще один — и я имею весьма сомнительное удовольствие любоваться содержимым его желудка. Ел он много. Пил еще больше. Но почему-то возмутился, когда я макнула его в лужу лицом.

— Кто подсказал тебе план?

— Ты…

— Нет, ты не понял, — я подумала и сломала ему мизинец, правда, сперва зажала рот рукой. — Ты мне сейчас расскажешь все-все… про план свой безумный… как тебе вообще в голову пришло…

Он все-таки завопил, но дом — говорю же, со старыми домами связываться себе дороже, — не позволил крику выйти дальше библиотеки. А что, стены здесь толстые, да и звукоизолирующие плетения свой век не отжили.

Я отошла. И подошла. И сломала еще палец… и еще один… задумалась. Как-то вот пальцев оказалось недостаточно. Может, стоило обзавестись каким-никаким инструментом? А то ведь, стыдно сказать, хоть ты его зубами грызи, правды добиваясь… мысль эту я, правда, отбросила. Негигиенично. И не страшно. Зато, хорошенько покопавшись в столе, обнаружила вполне приличного вида нож для бумаг.

— Тебе ухо отрезать? — Я щелкнула когтем по лезвию. — Или глаз выковырять? Или…

Взгляд мой опустился чуть ниже, туда, куда женщинам воспитанным смотреть не стоит. Моя неудачная жертва тихонечко взвизгнула и прикрыло место искалеченными руками.

— Да… в этом есть смысл, — сказала я самой себе.

И сделала шаг. Он попытался уползти. Он елозил ногами по ковру, всхлипывал и рыдал, но при этом из приоткрытого рта доносилось невнятное мычание.

— Клятву, что ли, взяли? — запоздало догадалась я.

Ганс торопливо закивал.

— На крови?

Он закивал куда усердней. Ага, вот, можно сказать, и общий язык почти нашли.

— Тогда, — я мысленно прикинула. Все-таки не хватало мне опыта в допросах. Диттер бы точно знал, что спрашивать, а я вот маюсь тут. — Тогда давай так, я буду говорить, а ты кивать… и постарайся кивать мне правду и только правду.

В живых я его все равно не оставлю. Во-первых, не заслужил. Во-вторых, к чему мне свидетели? Он же, чуть оттаяв, понесется в жандармерию. А там поди докажи, что этот ублюдок получил по заслугам…

— Ты сам придумал план?

Он замотал головой.

— Нет, погоди, — я ковырнула ножом под ногтем. — Хочешь сказать, что ты просто тихо трудился, а кто-то пришел и предложил тебе стать богатым человеком.

О, как кивает старательно. Еще немного и голова просто-напросто оторвется.

— Ясно… выдать ее за старика тоже не твоя идея?

Пауза на долю мгновенья. Искушение свалить все на неизвестного злодея велика, но…

— Я… — Он вовремя понял, что нож, появившийся у глазницы, это не просто так, а с намеком. — Я думал стрясти с него денег… я служил тут… при доме… старая госпожа всегда злилась, что муженек ни одной юбки пропустить не способен… что тратится на своих девиц… я помогал ему улаживать кое-какие дела… он им платил… хорошо платил.

Его страх был кисло-сладкий, как известный соус, который наша кухарка подавала к утке.