Екатерина Лесина - По ту сторону жизни [СИ]

— И я подумал, что… почему бы и нет? С нее не убудет… а получить пару сотен марок в приданое… если понравится… я знал, что надо, чтобы ему понравиться…

Он не сводил взгляда с ножа, который гулял от глаза к глазу, точно я решить не могла, какой именно стоит выковырять.

— Уговаривать ее не пришлось… потаскуха… все бабы…

Он икнул, вспомнив, что я тоже не отношусь к мужскому роду.

— А потом… потом ко мне пришли… с… п-предложением, — он запнулся и уставился на меня с ужасом. И отнюдь не я была тому причиной.

Сглотнул. И… его вывернуло кровью, красной, с темными сгустками проклятья, которое стремительно разрасталось в хилом этом тельце.

Выходит, я все-таки задела активирующую струну.

— Кто?

Он, идиот этакий, лишь хрипел.

Я перехватила темные нити, ослабив их. Спасти не спасу, но время ему дам.

— Ты все равно сдохнешь, — я отвесила ему пощечину, подумав, что, должно быть, это крайне неприятно вот так взять и превратиться из хозяина жизни в кучку дерьма. — Но можешь сделать это в интересной компании… поверь, я очень хочу добраться до тех, кто убил Адлара… и не только его, но это убогому знать не стоит.

— Я… я… не хочу умирать.

— Никто не хочет.

Тьма была уже здесь, она терпеливо ждала, признавая за мной право на несколько мгновений жизни.

— Имя, — напомнила я. — Клятвы перед смертью теряют силу, так что…

— Я… — он вцепился в мои руки. — Спаси… умоляю… я все отдам… я…

— Имя.

И Ганс решился.

Вытер губы — сломанные пальцы смотрелись не слишком красиво, но, кажется, эта боль отступила. Бывает.

— Это… старуха… его жена… она принесла зелье… — он замолчал, пытаясь справиться с новым порывом рвоты.

— Мать Адлара?

— Она… ему… не мать…

Вот и все, тело осело, дернулось и застыло.

— Что смотришь, — сказала я женщине, которая по-прежнему притворялась статуей. — Слезай уже… издох твой любовник.

— Я…

— Ты постараешься придумать правдоподобную версию… почечная колика там… отравление опиумом. И вообще, вали все на него, — по-хорошему стоило и этой красавице шею свернуть, но… что мне тогда с Адларовым братцем делать? Нет уж, сама родила, сама пусть и нянчится. — Мол, вы поссорились… он тебя избил, запер в спальне, а когда ты решилась выйти… найди его под утро. Понятно?

Она нерешительно кивнула, обходя тело стороной.

— А про меня забудь. Объяснять почему надо?

Она мотнула головой.

— Стой, — неожиданная мысль заставила задержаться. — Сколько ты проработала в доме, прежде чем старик тебе юбку задрал?

А краснеет, что девственница, на оргию попавшая.

— Полгода, — ответила шепотом.

И глазки в пол. Прямо-таки жертва обыкновенная, типичная… надеюсь, в голове ее отложилось, что завтра говорить. Пусть перед герром Германом дальше жертву изображает.

— И как отношения с женой?

— Они… не слишком ладили… госпожа была сложным человеком… требовательным… она… говорила, что господин Биртхольдер мало времени уделяет делам… что он тратит много времени…

— Адлар? — Что то вот не понравилось мне услышанное.

Я не слишком знаю, какие отношения у него были с матушкой, но…

— Она… со всеми была одинаково строгой.

Понятно. То есть снова ничего непонятно. Если подумать… какая ей выгода? Развод? Разводы не то чтобы редки в Империи, скорее уж получить его достаточно сложно, если развода желает супруга, а муж категорически против. Добавим имущественные права… отношения отношениями, но сдается, за свободу ей пришлось бы немало заплатить. А вот если развода хочет муж… здесь есть неплохой шанс поторговаться.

Я вернула нож для бумаг в стол, предварительно вытерев — не хватало, чтобы остаточная аура осталась на металле.

Да и затуманенный любовным зельем разум куда как менее критичен. И подозреваю, осталась девице далеко не половина супружеского состояния. Что-то, готовясь к разводу, можно переоформить на себя… доверенный человек, и вот уже поместьице числится подаренным на девичью фамилию, а значит, не подлежащим разделу.

Завод уходит по дарственной… Мало ли что и когда муж дарил некогда любимой жене. А уж с деньгами и того проще. Направить финансовые потоки в новое русло не так уж сложно.

Но убивать зачем?

Своего она добилась. Или…

Каким бы хорошим ни был приворот, длиться вечно он не будет. И старик, вырвавшись из тенет любви, вполне мог озадачиться вопросами, как получилось, что состояние его вовсе не так уж велико, как должно бы быть.

Вопросы ладно… но ведь он и в суд мог подать.

Обвинить жену в мошенничестве… призвать на помощь коронных поверенных, а имперские стряпчие из особого отдела, пусть обходятся дорого, но денег своих стоят.

Неприятно? Пожалуй. Достаточно ли для убийства? Не знаю…

А если добавить статус? Одно дело — почтенная вдова, и совсем другое — несчастная разведенная женщина, которую супруг бросил ради молоденькой любовницы-простолюдинки.

Одно к одному… И мертвые, если подумать, живых безопасней.

Ладно, допустим, сугубо теоретически, у почтенной госпожи Биртхольдер имелся веский мотив избавиться от мужа. Но сын… Адлар при чем?

Или…

— Скажи, у вас ведь не сложились отношения с Адларом? — Я дернула бабенку за прядку, и та съежилась. — Не сложились… и вопросы он тебе задавал, верно?

И не поверил, что смерть отца естественна. А там вопрос… там другой… И речь уже не о мошенничестве, убийством дело пахнет… а где один мертвец, там и другой, тем паче, в случае, если выдать смерть за случайную не выйдет, всегда есть, на кого ее спихнуть.

— Иди, — разрешила я. — И думай, кому и что говоришь…

Дом я покидала задумчивой.

И чем больше думала, тем меньше происходящее мне нравилось. А дождь зарядил снова, долгий, на редкость занудный.

Вымокла я изрядно.

А в подземном ходу еще и пыли набралась. И почему-то совсем не удивилась, обнаружив в лаборатории Диттера. Устроившись на диванчике, он читал весьма зловещего вида книгу. Темные страницы. Кожа. И, кажется, кровь… тянуло от нее тьмой, но дознавателя это не пугало.

— Прогулка удалась? — поинтересовался он.

— Прогулка?

— Или ты все это время в шкафу пряталась? — легкая насмешка и… ему бы возмутиться, тогда бы и я возмутилась, заявив, что вовсе не обязана отчитываться перед Святым престолом о делах своих. И мы бы поругались и…

А он издевается.

— Увы… — я попыталась снять с волос паутину. — Он не слишком подходит для игры в прятки.

Диттер книгу отложил. Поднялся. Пахло от него коньяком, и, стало быть, посиделки вечерние были Гюнтером благословлены.

— Еще здесь осталась, — он снял темную травинку с моей щеки.

— Спасибо.

— Монк сказал, что так надо…