shellina - Секрет [СИ]

— Ну вот, я, правда, не знаю, понравились бы вам эти цветы, подозреваю, что нет, но придется вам смириться с неистребимым гриффиндорским энтузиазмом, — Гермиона отряхнула джинсы от земли и прилипшей к коленям травы и села на небольшую скамеечку возле памятника, который только что закончила отмывать.

Почему-то она никогда не пользовалась магией, чтобы очистить черный мрамор, такой же холодный, каким был тот, на чьей могиле этот мрамор был установлен в виде памятника.

Поправив букет и испепелив старый, уже пожухлый, который остался с прошлого месяца, Гермиона ненадолго задумалась.

Все ее друзья считали это блажью: то, что она каждый месяц двенадцатого числа приходила сюда. Каждый месяц с того момента, как памятник был установлен над пустой могилой. Вот уже в течение пяти лет. Сама Гермиона знала, что это была не блажь, не чувство вины, как считала Минерва, это было… нечто совсем другое.

— Молли настаивает на скорейшей свадьбе, — Гермиона принялась докладывать памятнику про то, что произошло с ней за тот месяц, который прошел с ее прошлого визита. — Она считает, что тянуть дальше — просто неприлично. А вы как думаете, профессор? О, я знаю, что вы сказали бы. Вы сказали бы: «Мисс Грейнджер, если вам так хочется тратить свою жизнь на тупоголового Уизли — это ваше право, гриффиндорство неизлечимо, но в таком случае не вздумайте приходить ко мне и ныть про то, как у вас все плохо, глупая девчонка!», — Гермиона хихикнула и снова поправила букет.

Когда они с Роном уничтожили крестраж в Тайной комнате и пребывали в легкой эйфории, ей казалось, что все будет хорошо. Она практически убедила себя, что на этот раз Он не сможет сделать ничего такого, что свернет ее с пути зарождающейся ненависти, и не вернет в то совершенно не нужное никому чувство, как это бывало из года в год. Что в этот раз уже ничто не сможет изменить ее мнения о Северусе Снейпе.

Но Гарри ушел, как оказалось, умирать. Рон присоединился к семье, а ей было неловко оставаться рядом с ними, потому что она не могла разделить их горе по поводу потери Фреда, поэтому Гермиона, сама не зная как, оказалась в кабинете директора.

Гарри уходил так быстро, что не позаботился убрать воспоминания из думосбора. Она сама трансфигурировала флакон для этих белесых теней. Оглядевшись по сторонам, Гермиона поняла, что портретам директоров пока не до нее, и окунулась в чужую жизнь.

Когда она вынырнула из думосбора, она упала на пол и сидела, рыдая и глядя в одну точку, потому что Он снова умудрился все перевернуть с головы на ноги, как делал это каждый год, и то чувство, которое она так много лет пыталась похоронить, вернулось, захлестнув девушку. А потом к нему присоединилось отчаянье. Потому что Он умер, Его больше нет. С глухим криком Гермиона бросилась из замка, чтобы хотя бы забрать тело, но увидела только пожар, такой силы, что пламя вылетало даже через лаз, поджигая Дракучую Иву.

Не осталось ничего, ни одного кусочка, чтобы положить в гроб. Ничего, кроме этих совершенно неуместных ни тогда, ни тем более сейчас чувств.

— Знаете, профессор, этот мрамор, он такой маркий, — Гермиона смахнула соринку с памятника. — Совсем как вы. Я вот что подумала; смотрите, этот мрамор практически идеален, он безупречен, он красив, но на нем видно малейшую пылинку. Вот так и вы, на вас тоже было видно малейшую соринку, более того, многие специально выискивали ее, а если не находили, то придумывали, что она есть. Я сейчас чушь говорю, да, профессор. Простите. Вы, наверное, уже привыкли, что ваши ученики в основном говорят чушь. А знаете, у Гарри родился сын. Он его назвал Джеймс-Сириус. Правда, он не так хотел его назвать, но ему Джинни не позволила. По-моему, зря. Я вам скажу по секрету, Гарри хотел, чтобы сына звали Альбус-Северус. Забавно, вы бы точно раскритиковали его, правда? Сказали бы: «Вы идиот, Поттер?!», — Гермиона снова замолчала. — Ну вот, вроде все новости. А, Невилл сейчас работает в Хогвартсе. Он преподает гербологию у младших курсов. А я так и живу бездельницей, без цели, без плана. У вас всегда был план, правда? Скорее всего, несколько планов, на разные случаи. А вот у меня нет.

Гермиона встала, в очередной раз поправила цветы.

— Я все хотела сказать, но не решалась, в общем, мне удалось выкупить ваш дом в Тупике со всем его содержимым. Только я пока не могу настроиться и войти в него. Вот уже полгода настраиваюсь. Сейчас вот вам сказала. Чар побольше навесила и хожу кругами. Но сегодня, я обещаю, я точно зайду. Говорят, у вас чудесная библиотека. Вы же не будете против, если я ее изучу?

Девушка подошла к памятнику и уткнулась горячим лбом в холодный мрамор. По ее лицу потекли слезы.

— Господи, когда же меня отпустит, а, профессор? Я вас не виню, я знаю, вы ни в чем не виноваты. Вы же даже представить себе не могли. Это я, я навоображала Мерлин знает что. До свидания, профессор. Я приду через месяц, как обычно.

Гермиона вытерла слезы и, вытащив палочку, аппарировала.

Она очутилась прямо перед дверью в дом профессора Снейпа, который ей с таким трудом и громкими скандалами удалось приобрести в собственность.

Решительно зайдя в дверь, она прошла, не глядя по сторонам в маленькую, захламленную гостиную, убрала из кресла пыль и забралась в него с ногами, свернувшись в клубочек.

То, что она влюблена в профессора Снейпа, не было для Гермионы ни потрясением, ни сюрпризом, она просто приняла этот факт, понимая, что это будет выверт только ее подсознания. Это была ее тайна, ее тщательно оберегаемый секрет, о котором не знал никто.

Естественно, профессор не питал к ней теплых чувств в 1991, это было бы слишком. И в 1992 году он так же оставался к ней абсолютно равнодушен. И в 1993, 1994, 1995, 1996, 1997, 1998… В 1998 году его не стало, и ни о какой влюбленности в девочку, которую он учил, не могло быть и речи.

Сама Гермиона прекрасно знала, когда влюбилась. Конечно, сначала это было чисто платоническое чувство. Ни о каком другом не могло быть и речи в 1991 году, когда ей было всего двенадцать лет.

Одно она могла сказать с полной уверенностью: в тот момент, когда она поняла, что влюбилась, у него тоже перехватило дыхание, сердце пропустило удар, а земля ушла из-под ног. У любого перехватило бы дыхание, если бы в него врезалась малолетняя ведьма на плохо управляемой метле.

Это был первый урок полетов. Гермиона никак не могла справиться со своей метлой. Обидно было до слез. Когда началась заварушка с Невиллом, его напоминалкой, Гарри и Малфоем, Гермиона повозмущалась для вида, а затем, бочком-бочком, отошла на довольно приличное расстояние, чтобы все-таки попытаться хоть немного освоить эту гадость, как она про себя назвала метлу.