Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 2. Пророк [СИ]

— Мы будем тихо, как мыши! — засмеялась я, целуя его за ухом.

Утром мы нацепили холщовые балахоны с глубокими, скрывающими лица капюшонами. Микаш вооружился до зубов: коротким мечом, кинжалом, метательными ножами — всем, что можно было спрятать под бесформенную одежду. Даже мне вручил пару кинжалов на всякий случай. Я измазала щёки в саже, чтобы выглядели грубее.

Вышли рано. Микаш хотел вернуться до темноты. С сумерками выползали все лиходеи, совсем как демоны. А если у них и ауры не человеческие?

Отблески рассвета плескались в отполированных камнях мостовой. Бодрила свежесть безлюдных улиц. Мы поспешили к воротам в Нижний город. Нас встретила угрюмая серость гнилозубой стены. Микаш показал сонному стражнику командирский знак, тот отдал честь и заставил толпу за воротами посторониться. Ропот, завистливые взгляды. Микаш схватил меня за руку и зашагал настолько широко, что пришлось догонять бегом. Только за углом улицы он остановился и дал мне перевести дух.

Здесь город стал другим: тёмным и мрачным. Обветшалые постройки из трухлявых брёвен, убогие глинобитные хибары с холщовыми занавесками вместо дверей мостились стена к стене. Каждое новое поколение надстраивало новый этаж, тонкие стены не выдерживали и грозили обвалиться. По мостовой ручейком текли нечистоты. Без зелени и фонтанов солнце обдавало жаром, как на сковороде, и смрад бил в нос до тошноты.

Босые бедняки вставали намного раньше богатого Верхнего города. Спешили мужчины в сношенных, пузырящихся на коленях шароварах, женщины в замызганных передниках непристойно ругались либо тащили куда-то помятых и полусознательных мужей. Деловито сновали подранные коты и вшивые псы. Дети в набедренных повязках копошились в подворотнях, орали, дрались. Стайка мальчишек игралась с собачьим черепом. Никогда не думала, что эта часть жизни настолько жалкая!

— Не верти головой, как флюгер. Ты привлекаешь внимание, — шепнул Микаш.

Он ссутулился и двигался вразвалочку, ни дать, ни взять один из здешних забулдыг. Я тоже вжала голову в плечи.

— Не беги, не показывай, что боишься — иначе сожрут, — наставлял Микаш. — Не удивляйся, когда смотришь по сторонам, а повторяй за всеми.

Я не запоминала дорогу и во всём полагалась на него. С ним не надо притворяться или мучительно пытаться понравиться. Лохматую и помятую со сна он всё равно примет и поцелует, на опасные затеи добродушно улыбнётся и будет ловить каждое желание. Многие девушки на моём месте сказали бы, что это скучно, но мне нравилось до умопомрачения. Вряд ли бы во всём Мидгарде нашёлся хоть один мужчина, который смог бы полюбить меня так же страстно и бескорыстно.

— Эй, куда торопишься? Загляни ко мне на огонёк, — заступила нам дорогу девица в платье, неприлично открывающем грудь.

— Рад бы, но денег нет, — проскользнул мимо Микаш, но она не отставала. Я следовала за ним тенью и держалась тише воды.

— Для тебя — почти бесплатно, — она томно похлопала ресницами.

— Не могу. Дома дети голодные. Жена уж месяц как преставилась, — Микаш не сбавлял шага и не задерживал на ней взгляд.

Женщина поджала губы и отступила.

— Дети — единственное средство их разжалобить. Когда о них говорит мужчина — уважают, — пояснил он шёпотом.

Улочки становились всё темнее и кривее. Стены и мостовая обдавали нестерпимым жаром. Под балахоном тёк пот. Запах нечистот усиливался, а людей прибавлялось: чумазых, с ошалелыми глазами, попрошаек и калек.

— Дяденька, дайте на еду! — загнусавил тощий, словно скелет, обтянутый выдубленной кожей, мальчишка.

— Мне нечего тебе дать, — ответил Микаш, а когда я полезла за пазуху, схватил меня за руку и потянул дальше.

— Куда же вы, дяденька? Не жмитесь, дяденька! — мальчишка побежал за нами и вцепился в балахон Микаша.

— Нет ничего! Все карманы проверил?! — гаркнул он.

Мальчишка улыбнулся полным гнилых зубов ртом.

— Передай Меченому плату за проход, — Микаш достал из рукава медьку и подкинул её в воздух. — Пускай расчистят нам дорогу, а ты давай-давай отсюда, не то от своих же по кумполу так схлопочешь.

— Ты его знаешь? — шепнула я, когда мальчишка скрылся из вида.

— Нет, на ходу придумал. Здесь поодиночке не выживают, сбиваются в банды. Главарями в них становятся те, кто остальных запугает или порежет. Власть оспаривают часто — голодранцам терять нечего, и у главаря всегда найдётся пара-тройка шрамов. Меченый.

Микаш повёл плечами. Из каждого тёмного закутка нас провожали настороженными взглядами, как демоны, только ауры обычные, спокойно-прозрачные, подёрнутые серой паволокой болезней и невзгод.

Лабиринты трущоб, где нищие спали вповалку под открытым небом, закончились. Показалась обмелевшая мутная река, закованная в древнюю гранитную набережную, растрескавшуюся и почерневшую от времени. Впереди виднелась глухая внешняя стена города. Булыжники толщиной в сажень, без выступов, щели настолько узкие, что и ноготь просунуть не получится, ни руками ухватиться, ни крюк зацепить не за что. Стена серой змеёй тянулась от горизонта до горизонта, заслоняя города от мира или мир от города?

— Ну? — нетерпеливо поинтересовался Микаш.

Я сверилась с картой, он выглянул из-за моего плеча и махнул рукой влево:

— Там.

Я опустилась на колени и принялась обыскивать камень за камнем. Где не было тени, они нагрелись и обжигали пальцы. Везде одинаково гладкие, никаких следов царапин, выемок или потайных механизмов, ничего, что могло указывать на вход в подземелье.

— Ты скоро?

Микаш пристально следил за улицей. В приглушённом голосе сквозила тревога, но я не чувствовала опасности.

— Погоди, ещё немного осталось, — от отчаяния я подпрыгнула, чтобы получше разглядеть верхние камни. Без толку!

— Я-то погожу, а вот они — вряд ли.

Я обернулась. Из-за обшарпанных, полуразвалившихся глинобитных домов с тростниковыми крышами вышел пренеприятный тип. В пыльных чёрных штанах и пожелтевшей от пота косоворотке, подпоясанной алым платком. Двигался вразвалочку, чернявые кудри на голове настолько слиплись и скатались в колтуны, что походили больше на шерсть борзых и не двигались даже при ходьбе на ветру. Острые скулы и залёгшие под глазами тени подчёркивали недобрый взгляд. Припомнился Лирий, единоверческий проповедник, который пытался меня убить. Нет, тот был другим, испуганным и отчаявшимся, а пришелец всем видом показывал уверенность.

Он поравнялся с нами и криво ухмыльнулся:

— Что ищете, ребята?

— Просто смотрим. Нам не нужны проблемы, — ответил Микаш, глядя на него прямо и без боязни.

— Зачем тогда в трущобы припёрлись? — улыбка стала шире, напоминая оскал. — Бабе своей жизнь низов захотел показать? Как у вас это в Верхнем называется, когда богачи собираются на зверей в клетках поглазеть?