Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 2. Пророк [СИ]

Он печально усмехнулся, но возражать не стал, только не давал мне спать всю ночь. На рассвете, когда мы уже собирались уходить, он достал из-под кровати продолговатый свёрток и вручил мне:

— Это подарок. На этот раз то, в чём я точно разбираюсь.

Я развернула холстину. Внутри был тонкий длинный четырёхгранный стилет. Я провела пальцем по лезвию до самого кончика.

— После похода в Нижний город я подумал, что даже тут становится небезопасно. Всегда носи стилет при себе. Его легко спрятать под одеждой. В узких местах он удобней, чем меч. Ты не смотри, что без украшений. Зато клинок лёгкий, сбалансированный, ковка качественная. Оружейник меня чуть не выгнал, столько я его выбирал.

Я в красках представляла эту картину. Шаловливо выгнула бровь и сунула оружие за пазуху:

— Спасибо, я буду хранить его рядом с сердцем.

Микаш густо покраснел, поняв, что перебрал с пафосом. Я поцеловала его, чтобы он перестал волноваться по пустякам.

Нещадно палило утреннее солнце. Армия собиралась на Дворцовой площади, рыцари выстраивались в шеренги, чтобы пройти парадом до городских ворот под ликование толп. Руководил всем Вальехиз, Гэвин собирался присоединиться к армии недалеко от западного порта, когда подоспеет его корабль.

— Когда же вы друг от друга отлепитесь? — негодовал один из сослуживцев Микаша, кажется, его звали Бастиан.

Мы никак не могли проститься, задерживая компанию «волков», как называл высокородных командиров Микаш.

— Будь осторожен и знай, я молюсь и жду тебя. Каждый день, — я поцеловала его в последний раз и надела на шею обережный амулет из храма Умай — белую деревянную птичку с золотым знаком солнца и серебряным — луны. Осенила Микаша защитным знамением напоследок.

— Я вернусь. И все свои победы посвящу тебе одной! — он коснулся моей щеки в последний раз и вскочил в седло.

Беркут повёз его прочь. Безликий оказался прав: Микаш и впрямь стал героем, моим героем.

Я решила срезать путь через несколько тёмных, узких переулков. Первый день осени. Что ж, надеюсь, небольшое опоздание мне простят, я должна была проводить Микаша. Ведь не увидимся долго: год, два? Я потрогала его подарок за пазухой и улыбнулась. Как быстро привыкаешь к хорошему, не замечаешь его, а когда оно пропадает, пускай даже на время, становится горько и пусто на душе. Надеюсь, наши чувства выдержат разлуку, как хорошее вино станут только слаще и желаннее.

Я настолько задумалась, что заметила человека на углу дома, лишь когда поравнялась с ним.

— Куда спешишь, ведьма? — окликнул до дрожи знакомый голос.

Я попятилась. Эти острые скулы, будто перечёркивающие лицо косым крестом, невозможно забыть. Разбойник Лино! Как он выбрался из Нижнего города?

— Не ждала, цыпа? Хахаль твой свалил, и крышевать тебя некому, — злобно ухмыляясь, издевался он.

Я же на территории Верхнего города и опасаться мне нечего! Разве что, когда их казнят, совесть не даст мне покоя. Я выпрямилась и спокойно ответила:

— Я сама могу себя защитить. Напомнить?

Ухмылка всё больше походила на оскал.

— С одним мной ты справилась, а как насчёт всех? — Лино указал мне за спину.

Я обернулась. Из прохода между двумя соседними домами вывалило с десяток парней, чумазых, тощих и в такой же неопрятной одежде, как Лино. Пару из них на вид были старше главаря, но в основном мальчишки. Самый младший, попрошайка Бурро, выглядел ещё бледнее и болезненней, чем в прошлый раз. Они обступили меня со всех сторон, отрезая пути к отступлению.

Жаль, чутьё срабатывало только на демонические ауры, а хрупкие прозрачные оболочки людей как опасность не воспринимало. Я засунула руку за пазуху и нащупала стилет. Он придал уверенности.

— Я за мгновение могу послать мысленный зов Сумеречникам, — спокойно предупредила я. — Они тут же сбегутся, и вас всех повесят.

— Да неужели? — Лино приблизил своё лицо, едва не протаранив меня лбом. Обдало вонючим дыханием.

— Хочешь попробовать? — спросила я и, выхватив стилет из-за пазухи, замахнулась. Лино отшатнулся, освободив дорогу, и я бросилась бежать. До людной улицы недалеко!

Пару прыжков. Силуэты прохожих впереди. Бам! С крыши спрыгнула невысокая щуплая девчонка.

— Помнишь меня? — она улыбнулась, сверкнув тёмной щелью между передними зубами, и перегородила дорогу, широко расставив руки.

Рваную одежду украшали пёстрые лоскуты, в чёрной засаленной косе старые облупленные заколки, на запястьях и лодыжках браслеты с висюльками, половина из которых была оборвана или сломана. Да зачем я её разглядываю?

Отпихнула её с дороги. В спину упёрлось что-то острое.

— Добегалась, тварь! Сейчас я те шкурку-то попорчу! — прохрипел, пыша злобой, Лино.

— Эй, она моя! — прикрикнула на него девчонка. — Сам виноват, что под её коготочки подставился. В следующий раз умнее будешь.

— Это уже слишком! — возмутился Лино.

Позвать на помощь и потом мучиться видениями их лиц, искажённых предсмертной мукой, или выкручиваться самой? С двумя-то я телепатией справлюсь, лишь бы остальные не подступили. Но те, наоборот, ждали, чем закончится спор.

— Брысь! — зашипела на Лино девочка и замахала руками, как на бродячего кота.

Разбойник нехотя подчинился: убрал остриё от моей спины. Я повернула голову. Кривясь, Лино прошаркал к ждущим в стороне товарищам. Я заинтриговано обернулась к девчонке. В заострённых чертах у них с Лино проступала схожесть. Наверное, родственники.

— Помнишь меня? От ответа зависит твоя жизнь, — девчонка улыбнулась глазами цвета тёмного янтаря, такими большими и чистыми, что в них, казалось, отражался весь мир. Улыбка настолько обаятельная, что не поверишь, что она с этими разбойниками из одной банды.

— Сорока-воровка, — без страха ответила я.

Она угрожающе сощурилась. Податливый разум легко пустил меня внутрь, показывая чистую и наивную душу, с детской бравадой и уверенностью, что весь мир обязан пасть к её ногам.

Кулак устремился мне в лицо. Я перехватила его в последний момент и опустила, борясь с желанием заломить ей руку за спину и проучить, а заодно и её братцев.

Лино яро отговаривал остальных помогать девчонке:

— В следующий раз умнее будет!

Из сестринских чувств я её отпустила.

— Ты та девочка, которую я спасла от казни.

Она потёрла передавленную руку и снова просияла наглой улыбкой.

— А мы следили за тобой всё это время. Здоровского ты себе Сумеречника отхапала. Они обычно все такие, от девчонок не отличишь, а он нормальный, ну в смысле мужик!

Я удивлённо вскинула бровь:

— Я не буду его с тобой обсуждать.

Я не собиралась про него никому рассказывать. Он только мой и ничей больше!