Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 2. Пророк [СИ]

— В тебе есть страсть, а в споре это главное, — хвалил Жерард, и я заливалась пунцовой красной.

Он присоединялся к диспуту, если видел, что девочки робели от моего напора, и загонял меня в угол своими доводами. Порой я замечала, как он использовал приёмы, о которых рассказывал Люцио, выкручивался из самых безвыходных ситуаций и никогда не скатывался до «сам дурак», «я так вижу», «ты же сама всё понимаешь».

— Сегодня задание усложнится: вы будете защищать идеи, которые считаете ошибочными. Это поможет лучше освоить приёмы и понять, что идея, какой бы истинной ни казалась, на деле ничтожна, если за ней не стоит умелый оратор. Правильна та идея, которую лучше отстаивают, — объяснял Жерард на последнем занятии.

— Но так можно оправдать всё что угодно, любые зверства! — засомневалась я.

— Верный вывод, — кивнул он. — Потому мы должны сделать так, чтобы никто не смог их оправдать, а поддержку получили наши идеи.

Звучало разумно. Раньше пренебрежение к правильным вещам злило: не убивай, не бери чужого, не изменяй, не предавай, не лги. Но пару раз получив по носу за «идеалистичные взгляды», я стала задумываться об обстоятельствах и терпимее относиться к другим, тем более теперь у меня появились люди, чьё мнение для меня что-то значило. Микаш, Жерард… Я бы не хотела, чтобы последний посчитал меня глупой.

Жерард выдал мне тему: «Человек обязан сохранять свою жизнь даже ценой благополучия близких людей». Я стояла, как истукан, забыв подготовленную заранее речь. Как Джурия. Открывала рот, проговаривая про себя слова, но оттуда не вылетало ни звука. Я пыталась вызвать чары маски, представить, что я играю роль в театре Одилона, но ничегошеньки не получалось.

— Остальные — расходитесь, — прекратил мои мучения Жерард.

Девочки ушли. Я «разоблачилась» и вернулась в учебную комнату. Жерард сидел на стуле, по обыкновению закинув ногу на ногу, и о чём-то размышлял. Я устроилась на стуле напротив. Во время занятий мы собирались кружком и смотрели ему в лицо.

— Я не могу врать, — первой созналась я.

— Тогда зачем это делаешь? — удивлённо моргнул Жерард.

Я потупилась, прекрасно понимая, на что он намекает.

— С Микашем другое, я просто не говорю об этом и всё, но не вру ни единым словом. Мои чувства искренни.

— Ты понимаешь, что врёшь сама себе?

— Если… если я признаюсь, он больше на меня не взглянет. Я не могу… его отпустить, не сейчас. Может, когда-нибудь, тогда этот груз упадёт с моей души. А пока это моя плата.

Я поправила верёвочный браслет на запястье. Какой же хрупкий! Вот-вот перетрётся, а так не хочется!

— Ты сама ответила на свой вопрос. Это плата, — Жерард подошёл ко мне и приподнял мою голову за подбородок, вглядываясь в глаза. — У каждого человека есть то, через что ему трудно переступить. А если нет, то это страшные люди. Верность идеалам неплохое качество, редкое в наше непростое время, но наша цель настолько важна, что ради неё стоит жертвовать. Всем!

Я выцеживала из памяти образ Безликого, его борьбу с тенями, мои видения о конце света. Жерард прав. Но почему-то вспомнился Микаш, Вей, отец, прохлада реки в полуденный зной, уютный треск пламени в очаге, азарт схватки с демонами. Когда мне было шестнадцать, и я злилась на весь мир, отдать всё было проще. Сейчас я обросла дорогими людьми и воспоминаниями, маленькими наслаждениями — жить захотелось непереносимо, и чтобы эта жизнь, вместе с трепетной птицей счастья, которую мне удалось ухватить за хвост, длилась как можно дольше. Вечно!

— Рано или поздно нам придётся выступать перед людьми, искать их поддержку, — продолжал убеждать Жерард. — Люди жаждут не истины, а чтобы им в уши лили мёд. Тогда их можно убедить, что небо зелёное, а трава синяя. Вера народа даёт силу и безграничную власть, власть вернуть богов в наши мир. Если мы этим не воспользуемся, воспользуются наши враги. У них нет Кодекса, их руки не связаны устаревшими правилами, которые делают нас бессильными. Добро должно быть с кулаками — этот принцип главенствует над нами. Всё, ради выживания ордена.

Я отстранилась и обняла себя за плечи. Безликий не одобрил бы сделок с совестью. Или это я настолько наивна и никогда не понимала его до конца? Ни его, ни окружающих людей, ни весь наш странный сумасшедший мир, где быть доброй и честной уже давно не в моде.

— Мне казалось, главный принцип ордена — выживание всех людей.

— Они не выживут без нас. Мы избранные воины.

Жерард посмотрел на меня уставшими глазами, потускневшими, с залёгшими под ними тенями от недосыпа. Много работал над отчётами для Совета и Университета, я знала. Протянул мне раскрытую ладонь, очень красивую, аристократичную, с длинными изящными пальцами и аккуратно ухоженными ногтями. Я приглядывалась к мелочам и медлила, но в конце концов пересилила себя и пожала руку.

— Я преодолею свои слабости. Вы верите в это?

— Верю. И ты верь.

Наш проект приобретал всё большую поддержку. Жерард выступал перед публикой на главной площади с рассказами о Норнах. Послушать его собирались толпы не меньшие, чем на представления в театре мастера Одилона. Его энергичная и вместе с тем гладкая речь завораживала. Публика, затаив дыхание, следила за каждым его жестом, внимала каждому слову, хотя говорил он о материях настолько сложных, что даже мы понимали не до конца. После ему аплодировали, с гулом одобрения выкрикивали его имя и с умным видом обсуждали то, о чём ни малейшего представления не имели.

Скряжистый Казначей выделил на исследования больше денег. Нам повысили содержание, наставникам — жалованье, закупили новые книги и оборудование. Работники лаборатории несколько недель составляли списки необходимых вещей и после согласования с Жерардом убирали из них лишнее.

Мы изучали целительский дар, человеческое тело и его недуги, их лечение и приготовление лекарственных снадобий. Нас направили на практику в храме Вулкана. Он находился дальше от дворцовой площади, на границе с Нижним городом. Поблескивавший медью шпиль был виден издалека. Четырёхгранная пирамида, облицованная розовым песчаником, высилась над низкими прилежащими постройками и даже стеной, разделяющей Верхний и Нижний город. На ступенях толпились люди, у которых не было денег, чтобы вызвать целителей на дом.

Мы шли в приметных белых платьях. Люди оборачивались, вслед летел возбуждённый шёпот, пока стражники отворяли треугольные медные двери. Внутри дымился ладан в свисавших со стен курильницах, пахло миртовым маслом, трещали факелы, разгоняя сумрак. Прихожей стоял чан с бурым зельем, которое наливали каждому посетителю, чтобы он не заразился. Мне уже приходилось бывать в подобном храме, когда Микаш был ранен в бою с пересмешницей. Тогда мне пришлось ухаживать за больными две недели, чтобы настоятель его вылечил. Целители любили воспитывать нерадивую молодёжь трудом.