Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 1 [СИ]

Микаш побежал следом и отвернул полог. Йорден уже тискал полуголую девку за груди и с непотребным видом хрипел несуразности:

— Я тебя с собой увезу. В шелках ходить будешь и в золоте. Хозяйкой замка сделаю.

Ага, то-то он сам в шелках и золоте не ходит! Лорд Тедеску ведь все деньги на собак спускает, да и не такой большой у него доход на самом деле.

Микаш закашлялся.

— Какого демона тебе надо?! — взъярился Йорден. — Что, подглядывать повадился, раз на самого девки не клюют?

Микаш глубоко вздохнул:

— Не стоит. Вас невеста ждёт.

— Тебе-то какое дело? Не твоя же.

— Ваш отец велел присмотреть, чтобы вы не ославились тут.

Микаш уже успел понаблюдать за белоземцами. Они действительно отличались от зареченцев. Такие тихие и спокойные снаружи, с плавной речью, не допускающие лишних эмоций, будто те истощают их телесно, а внутри горят, как печи, вспыхивая то гневом, то страхом, то раздражением. Прав был лорд Тедеску, такого унижения здесь не простят и помнить будут долго.

— Так отца тут нет. И ты быть не обязан. Лучше найди себе кого-нибудь, а то так и проходишь всю жизнь девственником. Слышишь, дорогая, он ни разу с женщиной не был?

Ну не был. Не хотел. Не такая беда на самом деле. Тренировки, книги, Охота на демонов — больше ничего не надо. А с девками — одна морока.

— Я вынужден настаивать. Лорд Веломри могущественный человек. Если ваше поведение заденет его честь, то проблемы будут у всех и замять их даже вашему отцу не удастся.

— Что ты нудишь, как нянька старая? Кто ты вообще такой, чтобы мне указывать? А ну как велю тебя высечь, сразу спесь забудешь.

Зверь внутри снова заскрёбся. Микаш словно наяву слышал леденящий душу скрежет. Болью запульсировала жилка на виске. Обычно это помогало во время битв, когда силы были уже на исходе, воспаляло кровавую ярость, превращало в неистовый стальной вихрь. Именно за эту несокрушимость и приглянулся он милорду Тедеску. Но иногда, как сейчас, ярость становилась настолько нестерпимой, что хотелось выпустить зверя на волю и всех порешить. Всех, кто издевался, смеялся и плевал в его сторону. Пока его самого не заколют, как дикого зверя. Совсем как в том сне.

Нет, он не станет плохим! Ради памяти матери и Агнежки.

— На! — Йорден швырнул в него медальон с портретом невесты. — Полюбуйся на бледную мышь, раз никого лучше отыскать не можешь.

— Как знаете, — прошептал Микаш, сжимая медальон в руках.

Он ушёл к реке, подальше от костров и пьяных речей. Шум воды успокаивал, а мошкара ещё не проснулась и не жалила злыми укусами. Микаш укрылся поплотнее плащом и распахнул медальон от скуки. Любопытно, чем Йордену так невеста не понравилась. Заячья губа у неё, что ли, или глаза косые?

Увидел и обомлел.

В золотистой дымке закатывающегося солнца работа неизвестного художника была нестерпимо прекрасна.

Нет, сейчас Микаш уже научился различать красоту потаённую, которую так редко видели другие, и красоту внешнюю, на которую так падки были его одногодки. Да и на сестру белоземская принцесска не походила. Разве что печальным взглядом дивных, прозрачных глаз. Живые — будто в душу смотрят. Лицо нежное, точёное, полное трогательной хрупкости, словно сияет изнутри. Каждую чёрточку можно изучать часами и восхищаться совершенством. Интересно, какая она в жизни?

Ильзар построил ещё в незапамятные времена наш предок Лиздейк Дальновидный. Он был одним из первых Сумеречников и всю жизнь воевал против демонов, снискав большую славу. Во время одного из походов он заночевал под холмом, на вершине которого рос могучий дуб. Неожиданно началась гроза, и в дерево ударила молния, расколов его пополам. Лиздейк счёл это знамением и поставил на холме дозорную башню, которую его потомки постепенно перестроили в грандиозный белый замок. Так говорилось в предании, а как было на самом деле, никто не знал. С каждым поколением наш род становился влиятельней и богаче, продолжая следовать заветам Лиздейка и бороться с демонами вместе с другими рыцарями ордена. Ныне главой рода являлся мой отец, лорд Артас Веломри. Мне, его дочери, приходилось очень стараться, чтобы не уронить его честь, особенно теперь, во время моей помолвки, после которой я должна буду навсегда покинуть отцовский дом и стать частью рода моего жениха. Хотя не хотелось никуда уезжать вовсе.

Замок гудел, готовился к приёму гостей. Рачительный кастелян Матейас, строгий, иссушенный временем и хлопотами, не давал слугам и выписанным из города мастеровым ни минуты покоя. Из буфетов доставался лучший фарфор, чистилось столовое серебро и натирались мелом тарелки. В распахнутые окна врывался ветер, прогоняя затхлость и наполняя свежестью. Выгребалась пыль и грязь из всех углов. До блеска натирались полы. Подновлялась штукатурка, лепнина и мозаика на фронтонах. Садовники убирали парк перед замком и высаживали в вазоны вдоль парадного входа цветы из оранжереи. Они символизировали любовь, чистоту и супружескую верность: дерзкие алые гвоздики, скромные жёлтые хризантемы, девственные белые лилии и пышные кремовые розы. Лучшие повара со всего Белоземья готовили изысканные яства. Всё, чтобы впечатлить дорогого гостя.

Я тоже не смыкала глаз уже несколько ночей и стала осунувшейся и бледной. Того и гляди, начну громыхать цепями по перилам, как наше родовое привидение, про которое любит рассказывать нянюшка. Но мне так хотелось закончить подарок для отца до отъезда. Чёрная ткань нашлась в одном из старых сундуков на чердаке. Должно быть, осталась после траура по маме. Я вырезала не тронутые молью лоскуты и принялась за работу, но ничего не выходило. Узор получался совсем не такой, какой я видела во сне, будто пальцы не слушались и шили некрасиво. Выбросить пришлось с дюжину лоскутов, прежде чем стало выходить что-то похожее. Но я ещё была в самом начале пути, когда, громыхая по брусчатой дороге, к замку подъехало с десяток украшенных белыми лентами и полевыми первоцветами экипажей — пожаловал жених со свитой. Как раз вовремя, и все же слишком рано.

Три часа мои тяжёлые волосы укладывали в высокую причёску. Голова раскалывалась от возложенного на неё веса. До этого я всегда носила косы — они гораздо удобнее: не дерут кожу, не давят, не мешают. Долго напомаживали и румянили, пытаясь придать бледному лицу хоть какой-то цвет. Наконец оставили одну. Я вынула из сундука с приданым мамино свадебное платье: простое, из белёного льна, из тех, что переходят в роду от матери к дочери, чтобы по дороге в дом мужа невесту защищали духи предков и приносили удачу. Пришлось его немного ушить в груди и бёдрах — мама явно была пышнее меня. Нянюшка говорила, что я выгляжу в нём трогательной, хрупкой и даже немного женственной.