Наталья Игнатова - Откровение

— Выбирай, — предложил Тенгер, или вип-ложа с семьями и журналистами, или княжеская. Встреча с Ойхе для тебя не опасна, тебе любить нечем, а вот журналисты, если опознают, не слезут.

— Чего это нечем? — обиделся Зверь. — Я мертвым только притворяюсь!

Он себя считал очень эмоциональным и привязчивым. Если вспомнить всех, кем дорожил, по ком скучал и к кому хотел вернуться, получается не волк, а пекинес какой-то. Ну, ладно, бультерьер. Всё равно собака.

— Мертвые, когда им надо, очень даже живые становятся. А ты живой, да тебе не надо. Давай к нам, заодно и познакомлю вас с Ойхе. Она тебя, может, сразу домой отправит.

Такая вероятность существовала. Ойхе была человеком, Ойхе была живой, и ни то, ни другое не мешало ей покидать Ифэренн, когда вздумается. Тенгеру тоже ничего не мешало, но он-то был особенным, а Ойхе — обычной.

— Ладно, — Зверь пожал плечами, — к вам, значит, к вам.

Ему в княжеской ложе действительно ничего не грозило.

В княжеской ложе ему ничего не грозило, но Зверь туда не попал. Накануне премьеры позвонил Гард. Чувствовал он себя неловко — за прошедший с перенастройки юортера месяц еще не успел привыкнуть к тому, что может выходить на видеосвязь и каждый раз беспокоился, что проекция покажет чудо-юдище вида ужасного. То есть, Зверь сначала решил, что дело в этом. А оказалось, что дело в господине Асадбеке Кучкаре, техдиректоре оперы, который Гарда куда-то подвинул, оказался в области захвата видео и вежливо, но довольно уверенно попросил Зверя, раз уж тот всё равно собирается на премьеру, приехать в театр пораньше и ещё раз проверить всю аппаратуру. Зверь не очень понял, почему всю, если перенастраивал он только устройства для видеозаписи, но сам по себе факт обращения с такой просьбой его настолько ошеломил, что он даже не стал задавать уточняющие вопросы.

Эти цирковые… в смысле, театральные, они, вообще, в какой вселенной живут?

Он знал в какой. Помнил из детства. В другой. Всегда. Например, госпоже Эльвире Дорнани, репутационному директору Сиденской оперы, нигде не засвербело бы позвонить Уго — одному из древних вампирских вожаков, по совместительству медиамагнату планетарного масштаба — и попросить не присылать на премьеру какого-нибудь не устраивающего госпожу Дорнани критика, а прислать какого-нибудь устраивающего. То, что Уго от сотрудников своего холдинга далек так же, как Алый Столп от Золотого, госпоже Дорнани в голову, конечно, придет, но так же ей придет в голову, что через Уго подобные вопросы решать удобнее всего. Сразу начать с самого верха — что может быть эффективнее?

Вот и тут. Чего бы не позвонить упырьему принцу, победителю Большой гонки, и не попросить продублировать работу техподдержки низшего звена? И ведь додумался Гарда привлечь. Хотя юор-код Зверя у него и у самого был. Зверь весь прошлый месяц из театра не вылезал — столько там было машинерии и магии, столько тонкой техники, столько разных чудес, и всё не откалибровано, кое-как друг к другу подогнано, всё на живую нитку, над всем девиз огненными буквами: «потом доделаем».

Зверь и доделал. Черный Властелин, в конце концов, и есть самое настоящее «потом», так ведь? Функция у него такая — обеспечить «потом» всему сущему. Почему не начать с оперного театра? И весь этот месяц Асадбек сидел у него на голове. Нет, он не беспокоился о том, что Зверь что-нибудь испортит. Какое там! Каждому жителю Ифэренн, даже самому оторванному от реальности, ясно, что вампир с дайнами, позволившими взять Кубок Трассы, работу любых устройств любой сложности может только улучшить. Асадбек следил, чтобы Зверь ничего не пропустил, и чтобы весь техперсонал ходил за ним по пятам, как врачи-интерны за профессором и учился.

Чему?

Из-за интернов Зверь и провозился так долго. Вместо того, чтобы проделать всю работу, как он привык — силой воли и разума — приходилось пользоваться руками и инструментами. Не может же он людей дайнам научить. А так они хоть что-то да усвоили. Поняли хотя бы, как оптимизировать собственную работу, чтобы времени на всё хватало.

В общем, господин техдиректор Сиденской оперы был не из тех людей, которые слезают там, где сели. Господин техдиректор был из тех людей, которые не слезают никогда. Поэтому Зверь не стал задавать вопросы, даже когда прошло первое изумление, просто приехал пораньше, убедился, что весь сложный театральный организм чувствует себя именно организмом — здоровым, бодрым и единым. И остался за кулисами.

— Хитрожопый ты, как твой дед, — проворчал Тенгер, когда выяснил, что Зверя в княжеской ложе не будет. — Я тебя уже Ойхе обещал. Значит, придешь к нам в антракте. Может, так и лучше, а то хрен знает, что с тобой от Артура сделается.

Ложа Ойхе была затянута плотной завесой чар, защищавшей подданных от невыносимой красоты княгини. Зверь не понимал, как внешность может одинаково действовать на всех, независимо от личных предпочтений, но никогда за это не заморачивался. Белый Бог всё делает идеально — логично, что он создал идеальную женщину. К тому же, неизвестно, сколько правды в разговорах. Кто ее видел, Ойхе, без чадры? Тенгер, да святой Артур. А в чадре она от остальных эсименских женщин неотличима.

Здесь женщины скрывали лицо и фигуру не из-за требований религии, а из соображений моды. Княгиня пряталась за волнами цветных благоухающих шелков, сверкала глазами из-под фантазийно накрученных хиджабов, казалась видением, призрачным цветком, а не существом из плоти и крови. Жительницы Эсимены по мере сил старались ей подражать. У кого-то получалось лучше, у кого-то хуже. За века — или тысячелетия? Или миллионы лет? — существования княжества, у местных уроженцев сложилось настолько своё представление о красоте, что женщину, не похожую на разноцветное привидение, считали малопривлекательной. Чем меньше на тебе надето, тем меньше на тебя обратят внимания. Подумаешь, невидаль, дама в декольте и мини-юбке! Такое любая надеть может. А вот попробуй-ка красиво замотаться в чадру и функциональности при этом не потерять! То-то же! Этому с детства учиться надо. Желательно начинать еще в репликаторе, чтобы к моменту рождения уже уметь самостоятельно пеленаться.

Зверь подозревал, что автомобили и бытовую технику с голосовым управлением в Оороге и Киусату начали делать, ориентируясь на скованных в движениях эсименских покупательниц.

В день премьеры все женщины в зале представляли собой пестрые шелковые облачка. В день премьеры в зале были только женщины. Сулэмы таким образом демонстрировали уважение к княгине. Зато в вип-ложе сидела всего одна дама — мама Анжелики, такая же рыжеволосая и зеленоглазая как дочь. Остальные — сплошь мужчины: папа Анжелики и двенадцать критиков.