Александр Ульянов - Годы гроз (СИ)

— Может, мне бы стоило, — напряженно сказал Брон. — Тогда все было бы по-другому.

— Все было бы хуже, — сказал Кослоу. — Дэнтона считают лучшим инквизитором, а я считаю тебя лучшим рыцарем инквизиции. Ни легендарный Аллард, ни этот Зверь не сравнятся с тобой. Так что помни — я горжусь тобой, Бронвер.

— Спасибо, — буркнул Брон. В голове его вдруг стало пусто и глухо.

— Идем же внутрь, дождь холодный, — проскрипел Теор. — Да и мне тяжело долго стоять. Братья наварили бобов с морковью.

Брон зашел под крышу и стер с лица и лысины воду. Внутри было тепло, горели свечи, отражаясь в стекле, под которым лежали мощи. Брон и Кослоу сотворили святой знак.

— Где та девушка, ваш новый рыцарь?

— Ее зовут Кассандра. Должно быть, она с Моллардом. Они… весьма близки.

— Не до греха, я надеюсь? — криво улыбнулся Теор.

— Нет. Конечно, нет. Они друзья.

Брону хотелось рассказать правду, но он бы вряд ли решился. Не потому, что желал сохранить эту тайну — Кослоу он бы доверил всё. Наверное, он просто не хотел разрушать его гордость. Ведь старый монах гордился ими обоими — Броном и Моллардом.

— Я хочу с ней познакомиться. Обеденная зала там, — указал Теор. — Поешь и отдохни, рыцарь. Мы еще увидимся.

— Да, — кивнул Брон. — Конечно.

Америя, Кроунгард

Покои короля

— Повтори.

— Кальдийцы взяли Созведие, все три замка, — вещал клювогорн голосом Вигтора Фрамма, герцога Вестгарда. — Теперь мы знаем больше о силах маршала Адричи: у него двенадцать тысяч конницы и втрое больше пехоты, не считая оруженосцев и прислуги. Армия, что мы собрали на западе, вдесятеро меньше, государь. Вестгард готовится к обороне и ждет помощи. Мы продержимся, сколько скажете. Храни вас Бог, мой король.

Клювогорн с щелчком захлопнул желтый клюв. Йоэн подал ему миску с нарезанным яблоком, и птица принялась за угощение.

Эсмунд хлопнул ладонью по столу. Клювогорн вздрогнул и, толкнув клювом миску, отошел к краю стола.

— Запоминай, — сказал король. — Отнеси весть герцогу Фрамму.

Клювогорн издал тройной короткий свист, что означало — я все понял и готов запоминать.

— Армия запада отходит под ваше командование, герцог. Сделайте все, что можно, но не дайте врагу пройти вглубь страны. Не смейте запираться в Вестгарде! Знамена собираются на Длани. Они придут, как только смогут, несмотря на зиму. Господь на нашей стороне. Действуйте.

Эсмунд замолчал и взмахнул рукой. Доев последний кусочек яблока, клювогорн захлопал крыльями и вылетел в окно.

— Люди закидали камнями диакона и едва не ворвались в церковь! В то время как я, архиепископ всея Америи, произносил там проповедь! — пухлые пальцы Симона стискивали подлокотники кресла. — Как они посмели, чернь, отбросы! Если б не доблестная стража Кольца во главе с капитаном Вельдом!

— Мы сами виноваты в том, что произошло, — смиренно произнес кардинал Лекко.

— Простолюдины должны подчиняться нам! У них не должно быть собственной воли!

Эсмунд посмотрел на Йоэна, как всегда стоящего за правым плечом. Глядя на архиепископа, тот произнес:

— Государство состоит из простых, ваше святейшество.

— Нет! Государство — это мы! — Симон сорвал расшитую золотом митру. Жидкие волосы встали дыбом от пота. — Остальные — лишь скот, мы же — пастыри! Господь предназначил нам править, а им — подчиняться!

Йоэн нахмурил кустистые брови.

— А ты, хранитель покоев, слуга! больше не смей перебивать меня!!!

— Довольно, — нахмурился уже Эсмунд. Кардинал Лекко предусмотрительно молчал, разглаживая синюю сутану.

— Ваше величество, я требую решительных мер! — тряся подбородками, воскликнул Симон. — Я приехал на Кольцо, дабы дать этим несчастным слово Божье из собственных уст! А в ответ меня чуть не убили! Проклятые простолюдины! Небытие ждет каждого из тех, кто посмел бросить…

— Довольно! — вскричал король, поднимаясь. — Закрой свой поганый рот, я не хочу больше слышать ни слова!

Архиепископ опешил и отнял от шеи насквозь мокрый платок. Запах пота душил Эсмунда. Сейчас он предпочел бы искупаться в кальдийских духах, чем нюхать Симона.

— Вы глубоко оскорбили меня, ваше величество…

— Именно! Ведь ты оскорбил хранителя моих покоев, мой народ, а значит, и меня!

— Ваше величество…

— Я сказал — закрой рот! Замолчи! Кто ты такой, чтоб ставить себя выше народа? Ты жрешь, объедая его, и срешь на него же! Даже я — я, король! — не позволяю себе ничего подобного! Я положил свою жизнь на то, чтобы америйский закон стал работать на людей, а не против них, как раньше! Все мое правление было ради народа и страны, из которого оно состоит! Ты слышал, что сказал Йоэн? Повтори!

— Ваше величество велело мне замолчать, — пробубнил Симон. Лекко опустил голову, будто скрывая улыбку.

— Отвечай, кусок вонючего сала!

Краска залила лицо Симона. Наверное, он никогда не слышал подобных слов в свой адрес. Что же, пора ему доложить, кто он самом деле! Давно пора было это сделать!

— Пожалуйста, ваше величество…

— Повтори, свинья, оскорбляющая звание пастыря! Что сказал Йоэн, этот простолюдин?! Человек, которому я доверяю гораздо больше, чем тебе, или тебе, проклятый кальдиец! Повторите оба!

— Государство состоит из простых, и это так, — сказал кардинал. — Я ведь и сам поднялся из низов.

— В отличии от нашего хряка, который, похоже, вылез из бриллиантовой манды!

— Ваше величество, я попрошу!..

— Прочь! Прочь из моих покоев, мешок гнилого мяса! — от крика что-то щелкало в горле у Эсмунда. Ярость клокотала в нем, как кипяток. — Прочь, и запомни — я сделаю все, чтобы Наместник назвал америйца преемником, и все, чтобы это оказался не ты! Прочь!

Симон с трудом поднял свое нелепое тело, покрытое складками и проплыл к выходу. В дверь он протиснулся боком, и то с трудом.

— Мне тоже оставить вас, мой король? — спросил Лекко.

Эсмунд упал в кресло. Йоэн подал ему кубок с разбавленным вином, и король разом опорожнил половину. Немного успокоившись, он посмотрел на Джерио.

— Расскажи, как чувствует себя Дагоберт.

— О, наш принц в полном порядке, — улыбнулся кардинал. — Он делает успехи в постижении святых писаний. Мальчик любит читать.

— Книги… Когда он в последний раз брал оружие?

— Пару недель назад мы ходили упражняться к Жалящему Змею… Его высочество слаб здоровьем, мой король, вы знаете. Принцесса Алина перед отъездом оставила ему снадобье и велела избегать тяжелых трудов.

— Он и так всю жизнь их избегает, — поморщился Эсмунд.

Просветитель всемогущий, что за сына ты мне послал? Ему четырнадцать, а он ничтожен телом и духом. Когда сын родился, Эсмунд мечтал сделать его коннетаблем, военачальником всей страны. Увы, из Дагоберта выйдет разве что неплохой монах.