Сергей Комяков - Посредник

Седов потянулся на искрящемся шелковом белье — как он не настаивал на складе просто не было ничего другого.

Дверь тихо распахнулась и без стука вошла девушка. Она была в ослепительно белом фартучке горничной, одетом на васильковое платье. В руках она держала поднос.

— Доброе утро, Седов.

— Доброе утро, — он перевернулся на бок, наблюдая за девушкой.

Она поставила поднос на столик и стала перекладывать с него тарелки, называя их.

— Курица под соусом, картофель во фритюре, мясная запеканка, кальмары под сметаной, фруктовое ассорти, целый грейпфрут, кофе и апельсиновый сок. Все по вашему заказу Седов.

— спасибо, — он кивнул девушке.

Она улыбнулась:

— Валяйтесь дальше, но все остынет. Если вы любите все разогретое, то, пожалуйста. Но Чен будет сильно недоволен.

Седов улыбнулся и сонно потер веко:

— Чен, так волнуется за меня…

— Он просто фанат своего дела, — девушка прижала поднос к животу, — без кулинарии не мыслит жизни. Это его маленькая слабость. Он, считает, что разогретое блюдо это не пища, а помойка. Его надо понять и простить.

— Знаю, знаю, — Седов потянулся, — я уже встаю. Так что Чен может не беспокоиться.

— Тогда приятно аппетита, — девушка приятно улыбнулась и вышла.

Седов поднялся на постели, взял халат и неторопливо натянул на себя. Перебрался за стол. Все было прекрасно приготовлено и источало нежные ароматы свежести.

Седов взял вилку и вспомнил, как в первые сокрушался Чен:

— Пачему нэ еш как чэловэк. Что за дрань ешь.

Да о старом даже страшно вспомнить. Но ведь на Земле много людей, кто только и жрет хлорерные продукты. Для них и дохлятина заготконторы деликатес.

С аппетитом он стал есть. Первое время Седова не интересовало оттуда здесь свежие продукты, да еще те, что отсутствуют наверху. Тогда первоначальный шок забивал все. Только когда он немного освоился, привык к работе, у него стали появляться какие-то важные вопросы. Вот тогда его взяли за руку и отвели к Академику.

Седов отложил вилку и отхлебнул маленький глоток дымящегося кофе.

Ни Ха, ни Чен ни кто либо другой не могли объяснить что надо пить вперед: сок или кофе. Седов предпочитал кофе. Он отхлебнул горячего кофе и аккуратно поставил фаянсовую чашку на блюдце. Потом откинулся в кресле. Последние недели прошли напряженно. Местный врач сказал, что это третья степень акклиматизации. Когда она закончиться и пройдет нервная усталость не знал никто, но…

Поэтому Седов и взял, сегодня выходной — просто собраться с мыслями. Немного подумать, спокойно походить, поговорить. Да именно поговорить, подумать, ведь читать книги он так и не научился. Он был слишком стар для этого. Об этом ему никто не сказал, но Седов это понял сам. Слишком стар для книг. Стар.

В дверь постучали.

— Открыто, — деловито сказал Седов.

В проеме открытой двери стоял веселый Артемов.

— Я тоже выходной взял, — сказал он самодовольно, — вот решил книжки обменять.

За спиной Артемова стояла прелестная девушка.

Седов улыбнулся ей.

— Нет, и это тоже, — Артемов не смог скрыть улыбку, — но книги вперед. Он показал Седову связку разномастных потертых книжек.

— А я так, просто полежу, а потом пойду гулять, — лениво откликнулся Седов.

— Главное отдыхай. Пока, до завтра, — Артемов помахал рукой, милое создание из-за его спины сделало тоже самое. Артемов энергично захлопнул дверь. В коридоре раздался веселый смех беззаботной молодежи.

Седов заложил руки за голову и прикрыл глаза. Со времен бенефиса он чувствовал себя в не своей тарелке. Такого не было даже в воспитательном доме. Там все было понятно. Там ты был врагом. Здесь же все было наоборот. Спокойно, но и неизвестно.

— Таинственно, — неожиданно произнес Седов, — таинственно, очень таинственно.

В первый раз он стал сомневаться, когда прошел угар от первых съеденных ромштексов и апельсинов. Тогда он попросил ответов, и его отвели к Академику. Сказали, что это тот человек, кто может сказать хоть что-то важное. Другие не могли, не знали, или не хотели говорить.

Академиком называли крепенького мужчину лет под пятьдесят. Он сидел в просторной и прохладной зале и что-то вычислял на листе бумаги. Стены залы были заставлены настоящими книгами, фильмолентами и древними пластинками.

Седов никогда не видел столько книг, сколько было в этой зале. На Земли книги пожгли еще при первых глобальных заморозках.

Академик посмотрел на него и, предвосхищая вопрос, уверенно сказал:

— Все это чушь, я не академик. Они это сами придумали. Впрочем, садись.

Седов сел в деревянное кресло сделанное на манер римских куриальных кресел.

— Я, — не поднимая носа от бумаг, сказал Академик, — доктор гуманитарных наук. Наверное, это так называется. Точнее уже не помню.

Академик и Седов некоторое время молчали, потом Седов сказал:

— А мне сказали, что вы можете что-то прояснить. Рассказать об этом мире.

Академик, наконец, поднял лицо от стола и близоруко посмотрел на Седова:

— Ты дурак, — неожиданно сказал Академик.

Седов недоуменно отшатнулся — чего-чего, а этого ожидать было нельзя.

— Впрочем, не бери на свой счет, — Академик покрутил в руке карандаш, — ты дурак, а я жопа близорукая. Какая разница.

Седов громко хмыкнул.

— Дурак, ты потому, что не можешь поверить во все это, — Академик кивнул на стены, — а веришь в то, что тебе вбили в твою головенку в школе или ВУЗе. Во весь тот бред веришь. По инерции, на животном уровне. Это впитано с гормонами роста и электримпульсами. Хорошо вбито.

Академик перевел дух.

— Веришь в то, что государство, отбирая все, поступает хорошо, — продолжил он, — в то, что голодать хорошо. А сдавать родственников на консервы патриотично. В то, что убийство каких-то сепаратистов спасет Россию, а новый Президент не дурак и марионетка, а самбист и душечка. Ты даже считал, что получаешь зарплату, а не сам ее зарабатываешь. Чтишь чиновных ослов. И знаешь, что без них, сплоченных вокруг державного престола ты безнадежен. И ведешь себя, так как будто мир создан Президентами и царями, а не боженькой в любом из его проявлений.

Академик вздохнул и отчаянно покрутил своей крупной головой, как-бы отгоняя дикие видения и мрачные сомнения.

— Вас таких, — продолжил он, — у нас не много, но есть. Другие выпускают животные инстинкты, бегут из армии, не работают на заводах, удирают из школ. Убивают педагогов, взрывают отцов-командиров, отстреливают заготовителей и безопастников. А когда попадают к нам видят разницу и живут счастливо. А вот вы умники совсем другие. Вам разумное объяснение подавай. Все вам не понятно: жрешь в тепле, пьешь в тепле, на работу не гонят. Но, то жестокое государство, что тебя гноило, ты любишь. Как собака жестокую хозяйскую палку.