Сергей Комяков - Посредник

— А Пашка соратник Седова требует наказания виновных. В первую очередь педагогов. И создания системы прямой интерактивной демократии, — ответил Второй.

— Церковь на поверхности уже распустили, — подсказала Тамила.

— Как это сообразуется со свободой совести?

— Просто. Все священны были сотрудниками секретной службы зачистки. Кого-то осудили на порку, кого-то на работы. Но церкви закрыли все. Личное служение и вера не возобраняются.

— Это не правильно, — высказал свое мнение Второй.

— Конечно, нет, — но голодным холодным россиянам нужны были жертвы, — сказал Академик, — вот и закрывают церкви, порют священников и педагогов.

— Пашка сможет провести это решение, — ответил Другой в Сером, — ему же удалось утвердить решение народа о поголовной порке педагогов. Хорошо, что мы отстояли личную ответственность. А то Пашка хотел сечь всех педагогов одинаково. Как мучителей и пособников режима преступного режима.

— Среди наших коренных жителей подземелья новое движение, — тихо заметил Чжу Дэ, — борьба с неполноценными.

— Неполноценными? — не понял Второй.

— Да, так прозвали жителей наземной России. Идея в том, что они жили в духовной слепоте и оттолкнули спасителя их душ.

— Кого? — непонимающе переспросил Другой в Сером.

— Спасителя Седова.

— Метафизика, — разочарованно покачал головой Второй.

— Метафизика, — охотно согласился Чжу Дэ, — но ведь работает. Многие верят, движение шириться.

— Еще говорят о связях Седова с нашим злейшим врагом, — вяло отметил Другой в Сером.

— Это с кем же? — повел бровями Академик.

— С Антарктидой. Это может быть правдой? Седов мог знать об Антарктиде? — прямо спросил Второй.

— Нет! Это исключено! — отрезал Академик.

— Но он видел Богородицкий договор. Его подписали и мы и Антарктида.

— Сам договор не являлся секретным, — прояснил вопрос Академик, — секретны протоколы к нему. В них расшифровываться определение «иных в подземелье». И определяются рамки взаимоотношений подземелья и Антарктиды. У нас эти протоколы уничтожены сразу. И об этом есть упоминание в архивах. Хотя копии протоколов могли быть у гарантов Богородицкого договора. В ООН, например. Может в США или в Евросоюзе. Но я сомневаюсь, что эти копии дожили до наших дней. И невероятно, чтобы их видел Седов. К тому же он не говорил, и не намекал, что знает об Антарктиде. Контакты Седова и Антарктиды это очередная сплетня. Нелепая и вредная в настоящее время.

Неожиданно Второй вскрикнул и поднял голову от визора:

— Только, что генералы выдвинули новое требование — несменяемость командования минимум по полгода. Мотивируют это трудностями освоения районов боевых действий. Генералы требуют, так же, права утверждать и выдавать офицерские патенты до капитана включительно. Выдавать эти патенты самостоятельно, без согласия Координационного совета.

— Вот определилась и военная фронда, — шумно выдохнул Академик.

— Да. Скоро они потребует контроля над производством вооружений и людскими ресурсами. И сошлются на тяжелую войну.

— Так и будет, если мы не столкнем их с Пашкой, — спокойно сказал Академик, — только он, соратник легендарного Седова сможет скоррелировать давление военных на общество. Иначе нас ждет военная диктатура. Контуры этой диктатуры уже вырисовываются. Пашка — сильный оппонент военным.

— Но это изменит всю структуру нашего управления! Изменит резко и непоправимо! — сказал Другой в Сером.

— Конечно, — устало согласился Академик, — но это неизбежно. Наша система управления уже устарела. Она была эффективна в условиях изоляции подземелья. В условиях абсолютной апатии населения и процветания гедоизма. Теперь система управления дает сбой. Общественное движение, возглавляемое Пашкой уничтожит ее. Это предсказуемо и закономерно. Дальше простой выбор: диктатура или демократия. А если демократия, то какая — представительская с классом профессиональных продажных политиков или прямая с постоянным голосованием населения и властью демагогов. Выбор невелик. Но он есть.

— Пока есть, — заметил Чжу Дэ.

— Демократия от диктатуры отличается способом смены власти, — деловито высказался Академик, — при демократии смена власти мирная, а при диктатуре кровавая. Наша задача все сделать мирно. И избежать гражданской войны.

— Вот только гражданской войны нам еще не хватало, — всплеснул руками Второй.

Антарктические киборги наступали широкой цепью. Вдалеке медленно барражировал тяжелый буер. Он осторожно двигался освещаемый заходящим солнцем. А на его черных башнях четко просматривались нежные паутинки антенн.

Это была знаменитая всесокрушающая атака Свободной армии Антарктиды.

— Им до нас еще минут двадцать ходу, — лениво оценил ситуацию Смирнов.

Ирина Вострикова кивнула, соглашаясь.

Со времен революции, когда нового директора их школы нашли в кладовой и повесили благодарные родители, Ирина Вострикова перестала быть педагогом. Она еще легко отделалась — получить двести плетей после стольких лет учительства было верхом милосердия со стороны революционного суда. Впрочем, говорили, что слово за нее замолвил сам Пашка — соратник Седова. Хотя, если подумать, зачем Пашке было вступаться за рядового российского педагога?

Но, как бы, то, ни было, выпоров, Ирину отпустили на все четыре стороны.

Система нейро-электрического стимулирования учеников отменена после Революции. А иначе учить Ирина не умела. А так как она была признана неспособной к индивидуальному развитию и больше ничего не умела, то пришлось Востриковой податься в армию. В ней кормили и давали обмундирование. Сама же Ирина считала, что только поменяла один парник на другой. Эта, свободная жизнь, проповедуемая революцией ее страшила.

На этом дальнем посту она оказалась в компании с бывшим рабочим — Смирновым, осужденным еще до революции за диверсию против школы и казанским солдатом. Здесь на дальнем рубеже республики они должны были отбивать атаки Антарктической армии.

Казанец — мужчина средних лет в неизменном белом камуфляже и высокой папахе с зеленым крестом деловито откинул заглушки прицела энергопушки и стал протирать их ватой.

— Вот давеча, — тихо сказал он, — старики говорили, что все прицелы протирались только беличьими хвостиками. Красота. Тогда пушки осечки и промаха не давали.

— Ага, — откликнулся Смирнов, тащивший из каземата запасную батарею, — тогда и стреляли куда лучше, чем сейчас.

— Лучше, лучше, — казанец осторожно массировал окуляр прицела, — а ты дочка не стой колом, — обратился он к Ирине, — а иди да чаю завари.

Ирина Вострикова хмыкнула и пошла, кипятить чай.