Сергей Комяков - Посредник

— Но он уничтожит весь бункер! — казанец упал на колени и подпол к Ирине, — не надо! Если бункер погибнет, то погибнем и мы! Этот бункер наш вечный дом! Смилуйся над ним!

— Да с чего ты это взял, — Смирнов дал длинную очередь по цепи киборгов, — свалим и пробьемся к своим.

— Нет! — заорал казанец, — бункер для меня как живой! Я не могу!

Он переполз к Смирнову и стал хватать его за ноги.

— Да отвяжись ты! — Смирнов лягнул казанца, — давай воевать лучше!

— Нет! — убивался на полу казанский вояка, — я боюсь открытого пространства! Я просидел в этом бункере семь лет! Я знаю его каждый уголок! Если он будет разбит, то и я долго не протяну!

— Чего это он? — обратилась Ирина к Смирнову.

— Походу он сбрендил, — заключил бывший рабочий и посмотрел в панораму прицела.

— Так что нам делать-то? — снова спросила Ирина.

— А черт его знает, — Смирнов щелчком вставил в винтовку новую батарею.

— Не надо, хватит воевать! — казанец валялся на полу и бился головой в пол, — хватит! Вы покрыли себя славой, спасите для меня бункер! Он должен жить!

Видя, что бункер больше не стреляет буер, замедлил ход и дал еще зал. Бункер вздрогнул, но качественный бетон нигде даже не осыпался. Правда, залп буера вызвал новый приступ истерии казанца:

— Хватит! Хвати! Хватит! — он стал бросаться на стены и пытаться поддержать их. Поддержать от падения.

— Да, — присвистнул Смирнов, — послал боженька помощника, — как в драку так припадок.

— Может ему укол сделать, — предложила Ирина.

— А можно и водки дать, — огрызнулся Смирнов.

Казанец разодрал на себе камуфляж и тихо ныл в углу.

Но Антарктиды прекратили атаку — они были слишком измотаны боем. Их буер одиночным огнем обстреливал бункер, а киборги стали вскакивать и отступать. Нескольких киборгов товарищи вытаскивали с поля боя волоком.

— Раз, два, три, а вот еще два, там один, — считал Смирнов, — плюс вот еще одного тащат. Всего двенадцать.

— Неплохо, — отозвалась Ирина, берясь за кружку с чаем, — только чай остыл.

— Ага, — автоматически отозвался Смирнов, не слушая ее, — всего двенадцать из них пятеро точно наповал, да и остальные долго не протянут.

Смирнов с грохотом захлопнул заслонки амбразур, откатил энергопушку. Электричество стало поступать исправно, включился боевой компьютер.

— Чего он пишет, — поинтересовался у Ирины Смирнов.

— А бред какой-то, — отозвалась Вострикова, — операционку надо переустанавливать. Старая слетела, наверное.

— Понятно, — Смирнов устало присел на откидное сиденье и посмотрел на лежавшего ничком казанца, — а с этим что?

— Очухается, — жестко заявила Ирина, — не первый раз.

— А может его врачам показать? — поинтересовался Смирнов, — страдает. Человек все-таки.

— Да нет, — длительная педагогическая практика негативно сказалась на человеческих качествах Ирины, — таблеточек попьет и будет в норме.

— Тогда ладно, — махнул рукой на казанца Смирнов, — пусть валяется как падаль. Главное чтобы не простыл на холодном полу.

— Авось не простынет, — Ирина усмехнулась и пошла в подсобку за резервным портативником.

«А пора бы и привыкнуть», — сказал сам себе Смирнов.

Этот аванпост они удерживали втроем уже несколько месяцев. И в сознании уже стирался первый удар Антарктидов по ним. Тогда они перепугались, неистово бились с киборгами четверо суток, беспрерывно отбивая атаки. А потом все стало обыденным и привычным.

Киборги атаковали раз — два в неделю. И потеряв несколько своих откатывались.

Иногда бой затягивался, и бункер получал повреждения, это вызывало истерику казанца. Тот катался по полу, звал бункер по имени, хватал своих товарищей за ноги, просил прекратить бой.

Это сначала пугало Смирнова и Ирину, а потом тоже стало будничным.

Пришла Ирина с портативником.

— Знаешь, — она подключила его к сети, — реактор говногаза как-то странно сегодня работает. Может где утечка?

— Может и утечка, — флегматично согласился с ней Смирнов, — только мастер-то лежит. Он попинал ногой казанца, — как отойдет, то зови его к реактору.

— Пусть лежит, — это шок, — в тысячный раз сказала Ирина.

— Ладно, — Смирнов затекшими руками поставил винтовку в держатель на стене.

Бункер был автономным. Ну, практически автономным — он получал энергию от ветряков и реактора работающего на человеческих экскрементах. В армии такой реактор звали просто — говногаз. Так просто решалась проблема утилизации отходов.

Единственно, что доставляли в бункеры так это синтетическую пища и людей.

Пища расходовалась по боевым нормам Люди чаще сходили с ума или стрелялись, чем гибли от огня Антарктидов. Все на аванпостах знали это.

Ирина копалась с компьютером, подстраивая программы.

Смирнов потер свои руки, только сейчас он почувствовал неприятную усталость, испитую ломоту в суставах, резь в глазах.

Казанец пошевелился.

— Вколоть ему что-ли? — спросил Смирнов.

Ирина не ответила. Она снова выключилась из реального мира. В очередной раз ей вспомнились подробности гибели ее отца легендарного генерала Вострикова. Шли уже последние дни Российской Федерации, когда генерал Востриков отбивая атаки Антарктидов погиб. Произошло это до смешного глупо — его адъютант в панике бежал и утащил с собой блок контроля браслетов. Как только генерал Востриков оказался за пределом контроля, то генеральский браслет взорвался. Хоронить было нечего. А адъютант, поддонок и пидор, представился в плену генералом Востриковым. И жрал генеральский паек, пока его не разоблачили.

Ирина закончила установку программ. Она отключила портативник и вывела боевой компьютер на оптимальный режим.

Еще при Президенте генералу Вострикову как погибшему на посту полагался бы памятник в одном из небольших городов России. Но в эпоху революции об этом совершенно забыли. Это Ирину бесило.

— Надо внешние ловушки починить, — зло сказала она Смирнову.

— Хорошо. Только отдохну, — Смирнов сгорбился на своем откидном стуле.

— Скоро стемнеет, — Вострикова щелкнула переключателем, — а у нас тридцать семь поврежденных процентов ловушек и сбито два макета пушек.

— За час уложусь, — прикинул в голове объем работы Смирнов.

— Твое дело, — Ирине надоел этот разговор с ограниченным слесарем.

«Эх, как до революции, было, — затаила дыхание Ирина Вострикова, — тогда все эти работники нас боялись. А теперь, анархию развели. Анархию. Свободу…».

Мельцер Фрис одернул черный мундир и решительно выступил на середину зала:

— Я выезжал на фронт. И только что вернулся с передовой. Мои впечатления отвратительные. Войска не управляются. Навербованные наемники ненадежны, а ветеранов практически нет. Командный состав слаб и не может вести бой. Я был свидетелем поражения под Гвадалахарой. Наши войска потерпели бездарное поражение. Они бежали, бросив всю боевую технику. Это поражение отдало подземелью всю Францию и Испанию. На обратном пути я видел, как мы атаковали одинокий пограничный пост. Даже не знаю, сколько человек его защищает — десять, пять или два. Но наши войска не смогли захватить его. И не могут захватить уже четыре месяца. Я говорил с нашими офицерами, они ссылаются на множество причин. Но они просто не хотят и не могут воевать! И не умеют воевать! Я считаю, что основная проблема — слабость наших войск, их биологического компонента.