Джеймс Клеменс - Буря ведьмы

— Чего это ты принес?

Каст оттолкнул ногой пару стульев и положил девочку прямо на теплый стол из мореного дуба.

— Мне нужны сухие одеяла и намоченные в кипятке простыни. — Он снова припал к маленькой груди, чтобы проверить, потребуется ли что-нибудь вообще. Но грудь мерно поднималась, и обрадованный Каст быстро принес нужные вещи из ближайшей же каюты.

Когда он снова зашел на камбуз, вода уже кипела. Быстро намочив простыни, он обернул ими лицо и верхнюю часть тела девочки, предварительно завернув ее ноги в толстые грубые одеяла. Девочка застонала, губы ее задергались, словно она силилась что-то сказать, но Каст так ничего вразумительного и не смог разобрать.

Под любопытствующим взглядом кока Каст снял мокрые простыни и завернул в одеяла уже всю девочку, положив ее головой на заботливо принесенную подушку.

— Кто это? — не выдержал кок. Но Каст ничего не ответил, а только пододвинул себе стул и уселся рядом с безмолвным тельцем. Он должен быть рядом, когда она придет в себя и произнесет первые слова.

Кок пожал плечами и вернулся к своим кастрюлям, вооружившись длинной поварешкой.

Каст осторожно перебирал длинные зеленые волосы, быстро высыхавшие от горячего жара плиты. Джимли больше ни о чем не спрашивал, видимо, догадавшись, что говорить надо было не о ком — но о чем.

И Каст теперь тоже понял это.

И, наклонившись, он осторожно шепнул в бледное личико то имя, которым обычно называли себя русалки:

— Мирая! — и дотронулся до нежной щеки. Перед ним лежала воплотившаяся сказка — Всадница, скачущая на драконах.

Древняя владычица Кровавых Всадников.

Сайвин плавала в смутных видениях.

Перед ней мелькали человеческие лица с рядами акульих зубов... Она вновь и вновь падала с дракона, израненная и окровавленная... Отгоняла какую-то морскую птицу, нацелившуюся выклевать ей глаза... Но вот девушка вздрогнула, видения исчезли, и перед ней неожиданно оказалось лицо отца, который на сильных руках уносил ее прочь от ужасов моря. Он целовал ее и успокаивал, а она улыбалась, чувствуя, что все плохое закончилось, и она может теперь отдохнуть. Он поможет ей, он... Но тут темнота снова поглотила сознание, однако на этот раз уже не холодная темнота смерти, а теплые объятия настоящего сна.

Сайвин спала глубоко и долго, пока сердце ее не застучало тревожно, напоминая, что она забыла о чем-то. Или не о чем — а о ком-то. Она застонала, словно борясь с шепотом, который щекотал ей ухо. О ком же она забыла? А голос все настойчивей бился в ухе, мешая вспомнить. Голос был груб, хрипл, незнаком.

— Эта девчонка на столе выглядит куда аппетитней всей стряпни Джимли, Каст. Как ты насчет того, чтобы мы с братом тоже полакомились, а?

Темнота раскололась в глазах Сайвин — она подняла тонкие веки и обнаружила, что лежит в какой-то узкой комнате, пропахшей соленой рыбой и горячим углем. Вокруг стояли столы, заваленные грязными мисками, сломанными ложками и объедками.

Где она?

Девушка невольно отпрянула от трех склонившихся над нею мужчин и сразу вспомнила о пойманном, истекающем кровью Конче. Вспомнила тугую сеть, охватившую ее, и те два рыжебородых лица, что смотрели на нее с лодки. Лица были страшны, но далеко не так, как третье, по сравнению с которым первые два казались младенческими. Но, несмотря на страх, в третьем лице не было похоти и злобы, как в первых, скорее оно выглядело просто суровым, словно вырезанным из скалы, обожженной зимними прибоями. Черты его горели гордым благородством, возникшим, правда, скорее благодаря поступкам и времени, чем рождению и обстоятельствам. Черные волосы были убраны с лица, открывая черно-красную татуировку, изображающую морского сокола, распростершего крылья на все горло и низ щек.

Этого человека она тоже знала. Она уже видела этого орла, эти черные глаза. И Сайвин немного успокоилась. Это он спас ее и теперь, наверняка, не даст в обиду.

— Смотри-ка, как девчонке понравился мой голос, — продолжил рыжебородый. — Только я сказал, а она уж и проснулась!

— Оставь нас, — глухо сказал человек с татуировкой, даже не повернув головы.

— Камбуз — место для всех, Каст, и у нас не меньше прав быть тут, чем у тебя.

Черноволосый слегка обернулся.

— Ты поел, Хорт? Ну, и проваливай!

— Ты, что, думаешь, что справишься с нами двумя? — неожиданно заговорил второй, и в голосе его зазвенела угроза. Он встал и оперся о плечо первого.

Но Сайвин не обращала внимания на эту перепалку, не сводя глаз с татуировки на горле черноволосого спасителя. Она просто не могла от нее оторваться, рассматривая встопорщенные перья на голове у сокола, опасно выпущенные острые когти. И когда человек обернулся, глаз сокола, казалось, посмотрел прямо на нее, впиваясь взглядом в самую душу.

И от этого взгляда сердце Сайвин забилось сильнее, дышать стало трудно и больно и, не в силах сопротивляться желанию, она выпростала руку и потянулась к татуировке.

Не сделать этого мирая не могла.

Кончики пальцев коснулись крыла, но человек тотчас оттолкнул ее пальцы и отпрянул, словно ужаленный змеей, а потом быстро поднес руку к горлу и стал тереть его, стараясь стереть прикосновение.

— Не надо, — спокойно сказал он, но в глазах его мелькнула тревога.

И тогда Сайвин заговорила, и слова ее шли откуда-то из самого нутра, новые слова на непонятном языке:

— Ты нужен мне, — она снова протянула руки, но черноволосый отступил на несколько шагов, чтобы она его не коснулась. — Подойди, — настаивала Сайвин.

Кто-то грубо засмеялся неподалеку.

— Посмотри, как ей понравился Всадник! Но, может, после тебя ей захочется и нормальных мужчин...

Но Сайвин не слышала этих слов — ей был нужен тот, черноволосый, черноглазый, нужна его татуировка... Нечто в ней требовало исполнения желания, и хотя какая-то часть ее существа боролась со столь диким капризом, это был лепет против бури. Сопротивляться Сайвин не могла. Но, видимо, этого не мог сделать и черноволосый. Он послушно вернулся и молча склонился над ней, сверкая потемневшими от ярости глазами. Казалось, что оба они танцуют какой-то странный танец борьбы, и древняя музыка гремит в их крови, заставляя делать то, чего исполнять не хочешь, но не исполнить не можешь.

Он наклонился, подставляя обнаженную шею.

Она протянула руку и накрыла татуировку ладонью.

Он дернулся, глаза вспыхнули красным, сразу сделавшись похожими на всегда голодные, всегда ищущие что-то глаза сокола.

И когда кровь ее успокоилась, Сайвин, наконец, смогла выразить свое желание в словах:

— Забери меня отсюда, — попросила она. — Я должна спастись.

— Ты уже спасена, — голосом, полным огня, ответил он, наклонился и взял ее в объятия.