Филипп Крамер - Мир Чаши. Дочь алхимика

— Правду ли говорят, что род Альдскоу держал школу магов?

— Мы не учили неофитов. Мы придавали огранку тем, кто уже овладел Искусством, доводили его до совершенства, открывая тайны, недоступные тем, кто только ощутил в себе Дар. — Видя, что Жозефина вновь собирается задать вопрос, Аделина взмахнула рукой: — Моя мать может рассказать вам куда больше. Она помнит очень многое, а уж историю собственного рода знает получше, чем многие воины знают, где у них находятся ножны. Дорога к Карну идет на северо-запад.

— Я слышала о вашей матушке многое, — Жозефина подняла руку, призывая порывистую графиню дослушать, — и я ни в коем случае не хочу за глаза очернять ее, да еще и перед вами, но поймите правильно — она может отнестись к подобному визиту… не лучшим образом, как и вы вчера. И потому, если ваше великодушное предложение в силе, я попрошу вас написать рекомендательное письмо с тем, чтобы ваша матушка согласилась дать аудиенцию.

— Я сделаю это прямо сейчас и передам вам с моим человеком, — графиня смерила собеседницу оценивающим взглядом и почти незаметно усмехнулась, — возможно, мы еще встретимся.

— Буду рада, — спокойно и искренне отозвалась Жозефина. — Я слышала, вы часто бываете в столице?

— Да, у меня там дом, — кивнула графиня, — на улице Красного Камня. Его несложно найти и нанести визит. Вы всегда можете воспользоваться гостеприимством, я предупрежу слуг.

— До поместья де Крисси тоже легко добраться. Как только я вернусь, буду непременно ждать вас.

— Увы, долго пребывать в городе я не могу — в провинции скучно, но продолжительные выезды в столицу нам запрещены. При случае — увидимся, — вместо рукопожатия, обычно принятого среди мужчин, дамы в знак согласия и хорошего отношения сделали реверанс — и сделали так, что это смотрелось величественно и гордо даже притом, что вместо бального убора на них была скромная дорожная одежда. Графиня направилась наверх, в комнату, а Жозефина — в общий зал, к успевшему поостыть завтраку. Как раз к его концу — отряд не мешкал, торопясь отправиться в дорогу, — давешний охранник вручил Жозефине письмо, украшенное гербовой печатью Альдскоу, но не запечатанное.

Нужный отряду тракт был не особенно широким — пожалуй, поменьше, чем на две телеги, но трава отказывалась расти даже между колеями, продавленными в земле деревянными тележными колесами. Впрочем, отряду было удобно ехать обычным порядком — три ряда по двое, — и они бодро порысили вперед, по просьбе Жозефины укрытые от поиска заклинанием Фердинанда. По дороге девушка из чистого интереса и немного из опасения решила прочитать письмо графини; развернув лист на луке седла, она прочла следующее:

«О многомудрая и украшенная многими знаниями, великолепная графиня Альдскоу, пишет тебе твоя недостойная дочь с нижайшей просьбой принять эту бедную сиротку де Крисси и дать ей свою высочайшую аудиенцию. Прошу тебя, ответь на ее вопросы, чтобы бедная монашенка не наломала дров, которые могут задеть и те дела, где простираются наши интересы».

Звонкий смех, разнесшийся над трактом по прочтении, после устного пересказа без упоминания имен превратился в громовой хохот.

К обеду проехали мимо постоялого двора, с сожалением отказавшись от пирогов, которыми зазывал его хозяин, а паче того — умопомрачительный запах, доносящийся с летней кухни на заднем дворе. Воспоминание о дивном запахе едва успело истереться в памяти путников, когда Жозефина ощутила, как знакомо темнеет в глазах — ее догнал непонятный приступ из тех, что сопровождали ее всю жизнь, и даже матушка не знала, что с ними поделать. Девушка только успела остановить свою кобылу у обочины со словами: «Так бывает, не беспокойтесь…» — и, последним осознанным движением обхватив конскую шею, провалилась в черноту.

…Чернота так никуда и не делась, но перестала быть глухой — наверху поселились звезды, а здесь, на твердой земле, полыхал костер, извлекая из пары заячьих тушек запах, ничуть не уступавший аромату давешних пирогов. Рядом в котелке булькала каша, вокруг огня сидели северяне, под тихие разговоры занимавшиеся оружием и снаряжением — здесь почистить, тут подшить, там поменять ремешок. Фердинанд сидел ближе всех к Жозефине, не считая кострового, поглощенного готовкой ужина, и потому первым заметил, как она двинулась и открыла глаза.

— Живая! — взревело пять глоток, мало не напугав стреноженных лошадей, и у ложа госпожи опустилась на колени Каталин.

— Мы… где? — спросила Жозефина. Как всегда после приступа, тело было слабым и неверным и совершенно лишенным Силы — даже эмпатические ощущения девушка могла уловить только при прямом телесном контакте и оттого чувствовала себя не только больной, но еще и полуоглохшей, полуослепшей, с заложенным носом и вообще зашитой в плотный мешок от горла до самых пальцев ног.

— Да вроде как всё там же, — ответила воительница, поправляя одеяло. — Вы того… в обморок упали, ну мы с тракта свернули, нашли полянку да вас и положили. Судороги были нехорошие, бледность… куда тут ехать-то.

Жозефина благодарно кивнула и, жестом отпустив воительницу, завозилась на попоне, пробуя возможности ослабевшего тела; по всему выходило, что к утру она сможет держаться в седле, но сегодня даже вон до тех кустиков придется ходить с помощью Каталин. В сущности, можно было бы дойти и самостоятельно, но северянка вряд ли позволит госпоже столь длинное путешествие в подобном состоянии.

Зато лежать можно было очень даже бодро, и девушка запрокинула голову, глядя в звездное-звездное небо, в которое только-только начала подниматься неполная луна. Огромный купол, усеянный бриллиантовой пылью, земля, отдающая накопленное за день тепло, треск костра под запах уже почти готовой дичи и люди, любящие ее и любимые ею, верные слуги и надежные соратники — что еще надо в дороге для счастья?.. Даже отвратительная липкая слабость не портила настроения, и Жозефина улыбалась небу, греясь в сейчас неощутимых, но оттого не менее реальных потоках, сплачивающих отряд…

Ощущение благости и спокойствия прервалось движением до того мирно сидевших северян: что-то то ли почуяв, то ли увидев, они встали, вглядываясь в темноту и заслоняя собой госпожу. Когда они успели извлечь из ножен оружие, одурманенная девушка заметить не успела.

— Круг сработал… — шепнул присевший рядом Фердинанд. В свет костра вошел дедушка в дорожной пропыленной одежде, с заплечным мешком и посохом, явно несколько дней как вырубленном из случившегося рядом деревца. На мешок был приторочен кожаный чехол с музыкальным инструментом вроде лютни.

— Кто таков? — спросила Каталин, стоя на расставленных ногах. Нож не блестел, уложенный вдоль предплечья острием вверх.