Снежана Альшанская - Полюбить бездушного [СИ]

— Но здесь время идет иначе, — продолжила она. — На этом острове раньше работала группа магов. Они смогли замедлять время в определенных местах. А потом, когда вышел эдикт о чистоте магов, колдунов истребили. Но почему нам не пользоваться их наработками? За ту неделю, что ты здесь пролежал, — она подошла к окну и указала вдаль, — там не прошло и минуты.

— То есть мы еще успеваем спасти её? — я с надеждой всмотрелся в ясные серые глаза инквизиторши.

Она была по-своему красивой. Правильной. Идеальные, ровные черты лица, которые не изуродовал даже шрам, правильная осанка, четкий, ровный голос, пропитанный силой и решительностью. Не стань она инквизиторшей — могла бы работать певицей или актрисой.

— Мы? Мы никого не спасаем, — ответила она. — Это вне юрисдикции нашей организации. А вот ты успеешь сделать все, что тебе нужно.

— Как? — поинтересовался я.

— Есть одна, — Верхил секунду помолчала, — программа. Видишь ли, маги постоянно совершенствуются, изобретают что-то новое, обретают новое навыки. Мы же пользуемся тем, что придумали сотни лет назад. Если мы ничего не изменим, рано или поздно даже небольшая группа колдунов Тени или некромантов сможет стереть этот остров с лица планеты. Наши ученые построили машину, способную создать идеального инквизитора. Проблема в том, что для этого нужен подопытный. Маг, который добровольно захочет отречься от магии и пройти путь до конца. Согласие испытуемого и его желание закончить программу — обязательное условие. Иначе машина не срабатывает.

— То есть вы хотите, чтобы я…

Инквизиторша мягко кивнула.

— Мы уже проводили эксперименты. Но у подопытных не было цели, чтобы завершить программу. А у тебя она есть.

Разве это вообще возможно? Впервые слышу о подобном. Нельзя отречься от магии. Просто невозможно.

Какое-то время я был в смятении. Смотрел в пол и думал, как мне поступить.

— Можешь подумать. У тебя есть время, — сказала Верхил, смотря на меня.

— Я согласен, — ответил я.

Я спасу Анесс. Чего бы то не стоило, вырву её из рук пиратов. Даже если на это у меня пойдет вечность.

— Хорошо, — кивнула инквизиторша. — Завтра утром приступаем.

Она усмехнулась мне, будто бы говорила «все будет хорошо». Я прекрасно понимал, что хорошо не будет. Будет больно, мерзко, трудно. Иначе бы нашлось множество добровольцев. Но я выдержу все. Любые испытания, лишь бы спасти свою любовь.

За мной пришли утром. Еще даже рассвет не наступил. Двое мужчин с угрюмыми лицами повели меня по лестнице вниз, потом по узким серым коридорам. Кажется, мы были в подвале под башней. За одной из дверей нас ждала Верхил и невысокий человечек лет пятидесяти. Он контрастировал с инквизиторшей как небо с землей. Растрепанный, с заросшим лицом, сбитыми волосами, в грязном лабораторном халате.

А еще тут была машина. Странная машина. никогда доселе я не видал ничего подобного. Железный агрегат занимал всю стену. На нем виднелись рычажки, кнопки, масса трубочек, перекачивающих субстанцию болотного цвета. Все эти трубочки вели к двухметровому стеклянному ящику. Тут пахло химическими реактивами и гарью. Что-то трещало, гудело, стрекотало. Звук был отвратительным, режущим по ушам.

— Раздевайся, — не поворачиваясь ко мне сказал неухоженный человечек. — Чего стоишь? Раздевайся!

Я немного стеснялся стоящей здесь Верхил, но она мягко кивнула, я снял рубашку, затем брюки, оставшись в одних трусах.

— Исподнее тоже, — все так же не поворачиваясь, будто смотря на меня затылком, сказал человечек. Он все время возился с машиной: вставлял в неё какие-то пузырьки, дергал за рычаги, смотрел на показатели круглых счетчиков.

Что?

Я повернулся, посмотрел на Верхил. Та вертела в руках длинную тонкую сигарету. Ткнула её в рот, закурила и, выпустив облако дыма, посмотрела на меня.

— Не стесняйся. Я не женщина. Я инквизитор, — холодно произнесла она.

Что же, хоть кто-то оценит мои прелести. Я снял трусы, покосился на инквизиторшу, но та даже не взглянула в мою сторону. Пялилась в машину.

Человечек в грязном халате окинул меня взглядом, кивнул, открыл крышку ящика.

— Пулевые ранения были? — спросил он.

— Нет, а что?

— Если в тебе остался кусок металла — умрешь через пять минут. Мучительно. Полезай сюда.

Верхил повернулась ко мне, затянулась, выпустила дым в потолок и кивнула.

Ну, за тебя, Анесс.

Я сделал шаг внутрь, дверца за мной закрылась и наступила полнейшая, гробовая тишина. Не слышались звуки работы машины, шаги ютящегося рядом с ней человечка, даже мое собственное дыхание. Вообще ничего. Хлопнул в ладоши, щелкнул пальцами — ни звука. Может, я оглох?

Неухоженный человечек о чем-то говорил с Верхил. Он активно жестикулировал, показывал в один из датчиков. Инквизиторша молча слушала, потом сказала короткую фразу, кивнула, и человечек потянул за какой-то рычаг.

Затрещало так, что я чуть было не оглох. А спустя секунду посмотрел на свое тело и увидел как по нему вьются молнии. Стало больно. Ужасно больно. Я кричал. По щекам стекали слезы. Каждая мышца, каждая клеточка тела будто бы желала порваться на части.

Меня рвало, глаза лезли на лоб, все тело охватывали судороги. Вены взжудись и казалось, что они вот-вот лопнут. Кости хрустели, будто крошились в пыль. Но я держался. Не смотря ни на что, держался. Я должен спасти Анесс. Чего бы мне это не стоило, должен.

Кровь текла из моих ушей, рта, даже глаз. Кожа пекла так, будто под ней завелась муравьиная стая. Один из зубов вылетел и упал на дно прозрачной коробки. Я бился о стены ящика, падал, вставал, снова бился, но боль только нарастала.

Не знаю, сколько это продолжалось. Пять минут или несколько дней. Время потеряло для меня значение. Была только ужасная пульсирующая боль.

Иногда я забывал кто я такой и где нахожусь. Терял осознание мира. Словно бешеный зверь колотился в своей клетке с прозрачными стенами, но те казались нерушимыми.

Лишь воспоминание о моей Анесс приглушало боль. Я должен её спасти. Не смотря ни на что!

Дни проходили одинаково.

Я просыпался и меня сразу же вели в стеклянный ящик, где мучили до беспамятства, а потом я снова просыпался. Однажды я посмотрел в зеркало и увидел, что мои волосы и кожа полностью потеряли цвет. Я стал похожим на тех, кто пережил пигментную лихорадку. Но это волновало меня меньше всего.

Магия почти перестала чувствоваться. Изнанка была закрыта для меня навсегда. И я не жалел об этом. Маг с меня все равно был неважный.

В один прекрасный день я начал видеть сны. Странные сны, уж очень реалистичные. В них я узнавал о местах, в которых никогда не бывал, о свойствах запретной магии, дрался, фехтовал, стрелял, управлял кораблем.