Сергей Беляков - Мю Цефея. Цена эксперимента

…Сжав крепче поводья беспокойно прянувшего вороного.

— Мой рыцарский долг — защищать обездоленных, денно и нощно сражаясь с врагами веры Христовой, — коротко бросил он. — Я поднимусь на эту гору, старик, и спущусь с нее — с драконовой головою под мышкой. Скажи людям, что скоро их страхи развеются.

…Хруст конских копыт по усыпанной снегом тропе нес в себе вызов драконьему самодовольству. Черное чрево пещеры манило — белесым облачком пара, рвущимся из самых глубин. Дракон был благодушен и сыт… а может, и злобен, всенарастающей голодною злобой. Влад спешился, примотав поводья к корявому толстому пню у привратья пещеры. Тяжелые снегом, беспокойные облака мчались над ним. Влад обнажил меч, подумав, что, может быть, не увидит их более никогда, пещерная тьма прожует его и выплюнет стылые кости, а потом, устыдившись малодушных мыслей, крепче сжал рукоять меча и шагнул в темноту…

…Что тотчас же отозвалась ему звериным рычанием. Он выступил из-за черной стены, преграждая дорогу Владу, — огромный, точно оживший осколок горы, чешуисто-изумрудный, с золотыми, точно плавленые монеты, глазами… из которых сочились мутные слезы.

— А-ур-р… — горестно взревело чудовище. — У-ыр-р… у-у…

И тяжко осело на пол, взметнув за собою лохмотья слежавшейся пыли.

Влад приблизился, охранительно выставив меч перед собою. От взгляда его не укрылась черно-бурая кровь на драконовой лапе с посеревшим от гнили, изломанным когтем и сочащийся болью драконовый взгляд.

— Как видно, здесь уже был рыцарь, ищущий подвига, — пробормотал Влад вполголоса, стараясь напрасно не тревожить драконовы уши. — И мой меч всего лишь довершит начатое, прервет последние муки…

Дракон застонал. Из раззявленной пасти его взметнулся трепещущий красный язык, раздвоенный, точно змеиное жало. Мокрым платом коснулся Владова лба. Задрожав, втянулся обратно.

— А-ур-р…

Влад покачал головой.

— Зверь взывает к моему милосердию, — потрясенно произнес он. — Беспомощный, стоит он передо мной, и жизнь его, богопротивнейшей твари, зависла на острие моего меча. Возможно ли это — в мире, простертом под яростным солнцем и вечно неспящей луною, — чтобы дракон был помилован рыцарем? Чтобы карающий рыцарский меч не отделил от тела драконову голову?

Чудище обреченно замолкло, смежив серые веки, мокрые от гноя и слез. Время словно остановилось, замерло — тягучее, как смола, и мухой, увязшей в золотом янтаре, Влад видел себя с воздетым мечом подле дракона и заиндевелые капли из драконовых глаз, алмазами стынущие в полете.

А потом — меч его рухнул вниз с ужасающим скрежетом, и чудовище взвыло.

Взгляд дракона был холоден, точно нестаявший лед, а из черной, оскаленной пасти его вырывалось язвящее жало. Влад коснулся рукою дверного кольца, крепко сжатого зубом железного дракона. И дверь распахнулась, открыв необъятных размеров пещеру тронного зала, и Влад на мгновение замер, словно там, на горе, усыпанной саваном снега, пред убеленным костями входом в логово, а после — шагнул за порог.

— Приветствуем же, достославные рыцари, собрата нашего по вере Христовой — Влада, сына Мирчи, драконьего победителя! — эхом грянуло, отразилось от каменных стен.

Влад склонил голову — перед молниевым взглядом того, кто, опершись на меч, ждал его — посреди зала, в окружении рыцарей, чьи одежды были красны, как драконова кровь, а плащи жгли глаза зеленой драконовой чешуей. Распахнув холщовый мешок, Влад поднял над головою источающую слизь и зловоние сизо-зеленую лапу с бессильно поджатым когтем, и голос его возвысился над собравшимися:

— Мой меч оборвал дыхание сатанинского зверя, и жадность его больше не станет причиною горя людского! — отчетливо произнес Влад. — А в доказательство победы своей — я принес вам драконову правую лапу, ту самую, коей творил он разбой, не гнушаясь ни плотью животной, ни плотью человеческой!

Кровь дракона была черна, точно сама преисподняя, и смрад ее враз наполнил собою воздух, втекавший во Владовы ноздри. Сдержав дыхание, он швырнул лапу на пол. Глухо скрябнув когтями, она подкатилась к ногам — того, чьи одежды, шитые золотом, казались глазу алее, чем прочие, а плащ вился вкруг гордо расправленных плеч, точно драконовы крылья.

— Подойди к нам, Влад, сын Мирчи Старого, великого воеводы Валахии! — пророкотало над залом. — Склони же колени свои перед нами, дабы получить посвящение в рыцари, коего ты сейчас, несомненно, достоин!

Влад преклонил колени — словно тогда, в черном, пахнущем смертью драконовом склепе, в тусклом, мертвом, сыром полумраке, когда, выжигая из камня каленые искры, меч его, точно лекарский нож, отделил от драконьего тулова гнилью распухшую лапу, когда плащ его, точно лекарские повязки, стянул кровянящую культю дракона, и дракон посмотрел на него, льдистым, болью подернутым взглядом, а после…

…Меч с силою стукнул в плечо, и Влад поднял глаза на изукрашенный камнями эфес и унизанные перстнями пальцы на нем — того, кто смотрел неотрывно на Влада, точно читая в мыслях его — утаенное, скрытое, спутанное тонким кружевом лжи.

— Клянешься ли ты, посвящаемый в Орден Дракона Поверженного, бороться с языческой скверной и силами всеми отстаивать веру Христову? — произнес говорящий, и в голосе его Владу примстилось сомненье.

— Клянусь!

Меч взвился над Владовой головой, коснувшись другого плеча.

— Тогда прими этот меч из рук наших. — Клинок опустился в ладони Влада, обдав леденящим драконовым холодом. — Он сделан искусниками из Толедо и будет добрым подспорьем тебе в битвах против неверных. А это… — Золотом искрящаяся цепь обняла Владову шею. Крестом попираемый, растопырив когтистые лапы, к цепи был подвешен дракон, и змеиный, прищуренный глаз его озирал Влада с веселой ехидцей. — Это символ борьбы воинов божьих с врагами веры Христовой, кои будут повержены все, как змея под копьем святого Георгия. Носи его с честью.

Влад поднялся на ноги, навстречу приветственным крикам. К губам его ткнулся золотом разукрашенный кубок, в недрах коего билось, плескалось вино — густое и темное, точно драконова кровь. Влад выпил залпом, не чувствуя вкуса.

— Теперь же — пусть доблесть свою покажет Влад-рыцарь на рыцарском добром турнире!

…Влад вышел во двор. Луна была бела, бесстыдно ярка и блескуча. Пустые лучи ее грели утоптанный снег. В холодном, драконовом взгляде ее укрывалась насмешка. Влад впрыгнул в седло, и конь понес его прочь — по лунной, искрящейся светом дорожке.

— Хоп, хоп! Какой славный рыцарь… а дракону поклоны кладет! — послышалось Владу сквозь лунную стылость. — Зачем молиться дракону, когда есть Христос? — Хихикая, искривляясь в ужимках, он заступил дорогу Владовой свите, подпрыгнув, повис на поводьях — шут с лунно-бледным лицом и черненными углем бровями. — А-а, Христос — он ведь бедный, а у дракона золото есть! Дай мне золотую монету, рыцарь, и я тоже тебе помолюсь! Хоп, хоп!