Ольга Белова - 8848

Дома Аделаида Ивановна освежилась, она была еще довольно приятная, нестарая женщина, побаловала себя чашкой кофею, впереди ей предстояла еще одна битва, но уже более серьезная, с глазу на глаз. Все, что происходило в зале суда, носило больше формальный, даже театральный характер: «А не соблаговолите ли вы?.. А не признаетесь ли?..» Пока ее не поймают за руку, ей ничего не грозило. Проглотив два наперстка зеленого кофе, Аделаида облачилась в светло-зеленый костюм, господину судье он очень нравился, после всех его расстройств, причиной которых она сегодня послужила, ей хотелось ему угодить.

***

В «Три палочки краба» Аделаида Ивановна приехала первая. Судя по опыту, он чуть-чуть повредничает, наконец явится и непременно извинится за опоздание.

Женщина пробежалась по меню. Меню, как и все, соответствовало духу времени, в нем уже не было первобытных замашек человечества, сейчас ни одно уважающее себя заведение не осмелилось бы предложить куриную котлетку, блюдо из расчленённой, с еще бьющимся сердцем лягушки или заживо запеченную рыбу. Даже закон на это не требовался, такое бы просто не стали есть, заведение закидали бы тухлыми яйцами, и оно прогорело бы. Кухня, как и всё остальное, менялась и развивалась вместе с человечеством.

Господин судья появился в дверях кафе. Без парика, в легком деловом костюме он выглядел гораздо моложе. Аделаида Ивановна с интересом посмотрела на своего старинного, еще по университету товарища. Не успел он подойти к столику, как тут же сунул ей под нос газету.

— И это твоих рук дело?

Аделаида Ивановна глянула на статью. С самого утра вся пресса только и делала, что трубила об очередном инциденте: вчера сто пятьдесят пассажиров рейса Санкт-Петербург — Новосибирск отказались от вылета. Женщина подавила смешок, похоже, господин судья уже и забыл, как сам ей недавно проболтался о подготовке как раз этого самого рейса.

— Нет, ну это немыслимо, ты ставишь палки в колеса… ты, в конце концов, транжиришь средства… ты делаешь бесполезную работу… Но к чему? Зачем? Я не понимаю! Спасибо, — бросил он через плечо официанту, подвинувшего под него стул.

— Ах, ты не понимаешь?! — Аделаида Ивановна перегнулась через стол и горячо зашептала. — Нет, ну ладно они, но ты, взрослый, умный человек, разве ты не понимаешь, что если вам приходится идти на такие… зловещие… меры, то, значит, что-то в вашей системе не так!

Господин судья, конечно, все понимал, и понимал гораздо лучше, чем даже могла представить его давняя знакомая, но он работал в системе уже столько лет, был во всем этом и его вклад, да и вообще…

— Все это… единичные ошибки… — проговорил, хмурясь, мужчина.

— Единичные ошибки, — прицепилась к слову женщина, — которых наберется на второй за год рейс? Набитый под завязочку?! — ехидно прошептала она, в разговоре с глазу на глаз можно было говорить то, о чем не скажешь в зале суда.

Мужчина дернул нос сначала в одну сторону, потому в другую.

Но Аделаида Ивановна не унималась.

— Значит, вы ошибаться можете, а человек? За ним вы такое право оставить не можете?!

— Не можем, — упрямо пробубнил он и тут же ядовито затараторил: — Не можем потому, что будет еще хуже, человек же уже давно… тю-тю… — проговорил он потухшим голосом.

— Да это же вы его таким и сделали! — не удержалась, чтобы не наступить на больную мозоль, женщина. — А я ведь говорила… Ах, молодцы! Ах, умники! Все за всех решили! А теперь что? Неугодных в печку? Заметаем следы? Опять на те же грабли?

Услышав такие характерные и родные для Аделаиды Ивановны и ее лексикона «грабли», господин судья усмехнулся. Дело в том, что его старинная знакомая и сама была «ошибкой системы», «перепутанной пробиркой». С ее тестом что-то там напортачили, засунули в совершенно чуждую ей область, в которой она проработала впоследствии многие годы. Все это время она подозревала что-то неладное (душа молчала, как рыба об лед, а не пела, как следовало бы) и однажды потихонечку начала заниматься своей исконной деятельностью — копать. (Помог, конечно, характер и смелость, без него бы дело было швах, загнулась бы, как некоторые.) Каким-то невероятным образом женщина смогла извлечь из чуждой для себя деятельности даже полезное — благодаря своей работе с помощью каких-то ухищрений Аделаида Ивановна смогла потихонечку пройти повторное тестирование, которое ей черным по белому и объяснило, что никакой она не госслужащий с маниакальной тягой к бумагам, указаниям и отчетам, а садовод, со значительной склонностью к тюльпановодству.

Узнав о себе все это и догадавшись, что теперь она «отщепенец» и «гибрид», женщина, конечно, была потрясена, заниматься своей нынешней работой она больше не могла, ручка из рук вываливалась, но и возвратиться к истокам тоже казалось невозможным, времени-то сколько впустую ухлопано! Жизнь перевалила за половину, а она только сейчас узнала, что тюльпаны, как и простыни, бывают махровые! Ни о каком серьезном обучении не могло быть и речи, государство свои 3.50 на ее обучение уже затратило. А жить продолжать было как-то нужно… Еще не решив, что же с собой такой делать, Аделаида Ивановна вдруг поняла, что ее же ведь с кем-нибудь да перепутали, значит, где-то на этой земле живет еще один человек, занимается тюльпанами и ненавидит эти тюльпаны, потому как они для него хуже чем лук, и мечтает он о совершенствовании гражданского устройства, а не ненавистных клумб! И жизнь его уже давно превратилась в колумбарий…

По своим источникам осторожненько женщина стала этого человека разыскивать (как-никак работала в госорганах). И нашла, действительно жил человек, занимался тюльпанами, потом переквалифицировался на исключительно желтые тюльпаны, а потом попал в желтый дом… У нее тогда будто глаза открылись — а сколько таких несчастных? Путь как бы сам собой перед ней и расстелился — она занялась «подрывной» общественной деятельностью, а для души — потихонечку тюльпанами, выгадала деньги на курсы, накупила литературы.

Для успешного ведения какой бы то ни было деятельности нужны если не единомышленники (найти коих она не рассчитывала), то хотя бы условия, инструменты. Таким вот инструментом и стал для нее ее старый друг и товарищ, которого она превратила практически в своего осведомителя и у которого, что греха таить, неприличными, тайными от Лилиан Тимофеевны методами выведывала информацию под грифом «секретно» — где будет завален очередной самолет, когда пустят под откос поезд или в чьей акватории будет пускать бульбы следующий «Титаник». Система, как только её «ошибки» начинали рыпаться, пускала их под пресс (желтый дом — это еще цветочки), Аделаида Ивановна, в противовес системе, с помощью пусть даже и примитивных способов, спасала цыплят прямо из лап коршуна, со свойственным ей энтузиазмом вдыхала в них жизнь, дарила второй шанс (даже если ее об этом никто не просил) и впоследствии разработала собственную систему адаптации и переквалификации — твердой рукой возвращая человека к его истокам.