Марина Ясинская - Сердце лётного камня [litres]

Впрочем, как ни сочувствовала Ника Анселю, ее проблема по-прежнему никуда не делась. После рассказа юноши версия о том, что жандармы узнали, кто автор репортажа, и арестовали Агату, стала более реальной. Но все равно пока это лишь догадка, которую во что бы то ни стало нужно проверить.

Что Ника станет делать, если узнает, что подругу и впрямь арестовали и она ждет исполнения приговора, девушка не думала. Сейчас она просто хотела знать наверняка.

– Так как насчет Тайрека? – повторила Ника, чувствуя себя слегка виноватой от того, что нагружает Анселя своей проблемой, хотя у него хватает собственных.

– Пойдем к нам домой, – предложил он. – Только я не уверен, что у Тайрека есть доступ к таким документам, в конце концов, он же просто секретарь.

«Если только через Вивьен», – подумал он про себя, но не стал посвящать Нику в детали не совсем подобающих взаимоотношений между Тайреком и его начальницей.

– Я все равно хочу попробовать, – упрямо мотнула головой Ника. – Через секретарей порой проходит самая важная информация. И потом, других вариантов узнать про Агату у меня просто нет.

– Есть еще один вариант, – неожиданно раздался позади них голос.

Ника так и обмерла со страху. Впрочем… голос был мужской.

Резко развернувшись, она действительно увидела рей Дора и на миг испытала облегчение – это же Тристан, он не выдаст! Но уже в следующий миг напряглась; то, что авионер пренебрегал правилами поведения благовоспитанных джентльменов в обществе, вовсе не означает, что он проигнорирует факт преступлений. А преступлений они с Анселем свершили уже достаточно – связь с Либератом, недонесение о совершающемся преступлении, соучастие и укрывательство, а теперь вот еще и планируют разузнать секретную государственную информацию.

– У меня есть кое-кто на фабрике монкулов, кого я бы мог попросить узнать, – продолжил Тристан. – Но для начала – кто такая Агата и что она натворила?

Его яркие, словно обведенные угольком глаза требовательно уставились на Нику, и в них не было ни привычной еле скрываемой насмешки, ни легкомысленного блеска.

– Это моя подруга, – ответила наконец Ника, решив, что была не была: авионер все равно услышал достаточно для того, чтобы обеспечить им с Анселем неприятности, если бы захотел это сделать. – Газета, которая появилась в Сирионе позавчера… Агата – автор того репортажа.

– Твоя подруга связана с Либератом? – бесстрастно спросил авионер.

– Нет! – воскликнула Ника. – Нет, – уже тише повторила она. – Агата предлагала этот репортаж нескольким разным газетам, но ей везде отказали. А потом Либерат сам вышел на нее и предложил издать его у них.

– Видимо, твоей подруге было важнее донести правду, чем продвинуть свою репортерскую карьеру, – безошибочно заключил Тристан и повернулся к Анселю. – А что насчет этой твоей Мии?

Ансель, видимо, руководствовался теми же соображениями, что и Ника, и не стал ничего скрывать.

– Мия была моей подругой. Можно сказать, почти невестой. Год назад она уехала в Сирион, чтобы стать авионерой, а потом мы получили извещение от Министерства труда…

– За что ее?..

– Не знаю, – покачал головой Ансель. – Хотя я пытался это выяснить.

– Хм. – Тристан задумчиво нахмурился, глядя куда-то в сторону и о чем-то напряженно размышляя.

Ника с Анселем обменялись встревоженными взглядами.

– Хорошо, – сказал наконец авионер, поворачиваясь к своей ученице. – Я попробую что-нибудь узнать.

От облегчения у Ники даже слегка закружилась голова.

– Тристан, спасибо! – выпалила она и от избытка чувств схватила его за руку. – Ты мой герой!

Авионер накрыл ладонь девушки своей рукой, ободряюще сжал и, близко наклонившись, заглянул Нике прямо в глаза.

– Все будет хорошо, – сказал он, и было в его голосе что-то такое особенное, твердое и убедительное, что подействовало на Нику успокаивающе. Умом она понимала, что если Агату арестовали, то ничего уже хорошо не будет. Но тем не менее сейчас, когда Ника изнервничалась и накрутила себя, ей было просто необходимо, чтобы кто-то сказал ей это – что все будет хорошо. И сказал так, чтобы она в это поверила.

И Ника поверила; слова Тристана стали тем спасательным кругом, за который она ухватилась в штормовых волнах своих переживаний.

Стоявший рядом Ансель нахмурился и отвернулся.

Телеграфный аппарат стучал не переставая. Не переставая стучали клавиши десятков печатных машинок. То и дело раздавались звонки телефонов.

Министерство труда трясло и лихорадило. Хотя беспорядки, вызванные появлением в столице беспризорных монкулов и возмутительной газетенки с провокационным репортажем, затихли еще вчера, в Министерстве труда все самое серьезное только начиналось: и сама министр, и жандармы, и появившиеся на второй день невзрачные на вид агенты Гардинарии были уверены, что утечка произошла внутри министерства. Среди многочисленных сотрудников скрывался шпион, и допросы и обыски не прекращались.

Рядовых секретарей допросили по разу. Старшего секретаря департамента Эверта – дважды. Тайрека, в связи с тем, что он был личным секретарем замначальницы департамента, которой было поручено расследование дела о регулярной пропаже монкулов, – трижды: начальством министерства, жандармами, а затем и агентом Гардинарии. Кажется, Эверт из-за этого на него даже обиделся; количество допросов словно свидетельствовало о статусе человека в организации, и по такому признаку выходило, что Тайрек важнее его.

Вивьен досталось еще больше: вот уже вторые сутки в ее кабинете практически дневали и ночевали жандармы, просматривали каждый документ, заглядывали в каждую папку. Вивьен приходилось не только выполнять свою работу, которой навалилось особенно много в связи с инцидентом с монкулами, но еще и отвечать на многочисленные вопросы жандармов и предоставлять по каждому их требованию необходимые документы. Она тоже не уходила домой, работала за полночь, потом перехватывала несколько коротких часов сна на диванчике у себя в кабинете и снова принималась за работу.

Тайрек также две ночи не был дома. Вивьен не просила его оставаться, но, глядя на то, какая она усталая и измученная, какие у нее круги под глазами и тревожные складки между бровей, Тайрек вызывался сам. Он как мог помогал с документами – искал в архивах те, которые требовали жандармы, снимал копии с особенно их интересовавших, готовил выписки, считал, нумеровал и сортировал…

А заодно узнавал такие вещи о работе Министерства труда и исправления, которые в иной ситуации мог бы никогда не узнать: они явно находились куда выше по уровню секретности, чем то, что позволено знать рядовому секретарю.