Александра Лисина - Дикий пес

Стрегон хорошо видел, как крупные цветки на кустах незаметно сдвигались в сторону, если рядом пролетало какое-нибудь насекомое. Иногда успевали захлопнуться, заключая незадачливого летуна в смертельную ловушку, иногда просто выпускали вдогонку легчайшую пыльцу, от которой неосторожное насекомое теряло высоту и падало вниз. Однако до земли, как правило, не долетало: парализованную добычу тут же перехватывали или лианы, или паутина, или чьи-то крючковатые лапки с острыми когтями… Странный он был, этот кордон. Почти что живое существо. Неприветливое. Опасное. Хищное. Никогда не отличавшиеся трусостью братья вдруг почувствовали, что совсем не хотят к нему подходить.

— Держитесь от меня на два шага позади, — предупредила Белка, первой шагнув на свободную от деревьев опушку перед кордоном. — Но как только открою проход, не медлить. Стрегон, тебе это уже знакомо, так что пойдешь первым. Я прикрою.

Наемники почти одновременно кивнули.

Она так же быстро осмотрела пустое пространство, отделяющее кордон от межлесья. К чему-то прислушалась и уверенно двинулась к зеленой стене. Только у самых деревьев сделала еще один предупреждающий знак и, резко замедлившись, осторожно прошлась вдоль тесно стоящих исполинов.

Лакр внутренне поежился, поняв, что следом за ней настойчиво поворачиваются гигантские цветы, похожие на маки, но отчего-то желтые; потихоньку, но весьма целеустремленно спускаются с ветвей узловатые лианы. Пару раз он подметил словно невзначай упавшие с веток клочья серого мха, от которого Гончая просто отступила. Затем среди листвы промелькнуло чье-то длинное и гибкое тело, похожее на изрядных размеров ласку. Сверкнули зеленью умные маленькие глазки, донесся сердитый клекот.

Белка сняла перчатки и, дотронувшись до одного из шипов, что-то тихонько прошептала. Или пропела? Он не разобрал. Однако в этот момент по зеленому морю словно ветер пронесся, заставив кроны зашуметь, зашелестеть руками-ветками, взъерошить заостренные на кончиках листья, заворчать сразу на сотни голосов. Откуда-то сверху вылетел целый рой диких ос, устремившихся к замершей Гончей. С одного из деревьев сорвалась стая красногрудых птиц, молчаливо закружившихся над ее головой. Откуда-то сбоку с шипением выскочила та самая ласка. Под землей что-то беспокойно зашевелилось, поднимаясь наверх ожившими корнями… оплело маленькую ногу, дотронулось до опущенной кисти, на которой просматривался алый… нет, уже позеленевший рисунок…

А потом кордон успокоился так же внезапно, как и заволновался. Его шипы проворно убрались куда-то внутрь, ярко-желтые лепестки свернулись, длинные корни перестали пытаться сдавить ноги Гончей, а вместо этого игриво пощекотали. Белка в ответ погладила настойчиво ищущие внимания ветви, потрепала по голове прильнувшую к ладони ласку, вяло отмахнулась от ос и что-то повелительно крикнула.

Кордон тихо вздохнул и расступился, открыв перед ней широкий, утопающий в зелени проход, через который легко проехал бы отряд всадников. А Гончая, довольно кивнув, обернулась к остолбеневшим спутникам.

— Теперь бегом. Я подержу, чтобы вас не накрыло. Только сперва ко мне подойдите. Стрегон, живее!

Стрегон, с некоторым трудом поборов уже знакомый ступор, покорно приблизился к Белику и позволил тонким пальчикам с силой мазнуть по левой щеке.

— Терпи, — холодно велела Белка, когда полуэльф вздрогнул от пронзившего его до самого позвоночника разряда. Потом по его лицу расползся непонятный жар, гулко стукнуло сердце, и вдруг до боли захотелось увидеть бездонные, манящие голубые глаза, в которые он однажды неосторожно заглянул. — Все, свободен! Пошел!

Стрегон снова вздрогнул, но вовремя вспомнил о предупреждении и торопливо отступил. А потом развернулся и почти бегом кинулся прочь, успев расслышать напоследок шумный вздох Картиса и глухое ворчание Ланниэля. Убедился, что даже эльфы не остались равнодушными к прикосновению Гончей. Искренне порадовался, что не один такой болван. А когда различил сзади изумленный возглас Лакра, быстро перешедший в сдавленный стон, то и вовсе ухмыльнулся, — кажется, этот дуралей впервые испытал на себе магию долгоживущего пацана.

Кто, интересно, наделил Белика такой странной властью? Ведь, судя по всему, покладистость кордона обусловлена именно этим. Его взгляд, этот странный голос… недаром же ситт оказался бессилен! Так же, как ласка, цветы, деревья… Торк возьми! Такое впечатление, что Белика специально создавали, чтобы вызывать симпатию! Может, и медведя того он сперва очаровал, а потом еще и прикоснулся, чтобы у того лапы подогнулись от удивления? Тогда понятно, отчего хрупкому малышу удалось справиться с ним так легко. Надо бы узнать, что это за штука такая и как от нее избавиться…

Стрегон пригнулся, чтобы не задеть макушкой низко повисшую лиану, и вынужденно отвлекся от беспокойных мыслей. Он уже успел понять, что в здешних местах нельзя доверять ни одной травинке. Тут каждое дерево может в любой момент протянуть корявые сучья, каждая муха так и норовит «одарить» какой-нибудь гадостью, даже маленькая ласточка не преминет злорадно клюнуть по темечку, а под обычным с виду листочком непременно найдется острый (обязательно ядовитый!) шип, которым тебя попытаются проткнуть. А здесь этих самых шипов мно-о-ого… Со всех сторон торчат: сверху, снизу, с боков… Да еще лианы тычутся в кольчугу. Какие-то жуки регулярно сыплются сверху. А смутное шевеление в соседних кустах вообще не дает спокойно идти. Такое впечатление, что там гостей поджидают зверушки побольше и позубастее ласки на входе. И все голодные, ловкие! Вон опять чей-то хвост торчит поперек дороги… Вдруг это не хвост, а чье-нибудь щупальце? В таком месте можно ожидать чего угодно, вплоть до того, что навстречу сейчас выскочит взрослая хмера да ка-а-ак рявкнет.

Кажется, Проклятый лес был специально создан, чтобы уничтожать тех, кто ему не по нраву. Кажется, он действительно живой и явно разумный, раз так ловко орудует своим немалым арсеналом и делает все, чтобы ни один чужак не проник сквозь его заслоны.

— Поторопитесь! — донесся сзади напряженный голос Белки.

Стрегон втянул голову в плечи и понесся, словно скаковой конь на призовом забеге, нутром чуя, как проход за спиной стремительно схлопывается, надежно отрезая дорогу.

Пару раз он спотыкался о невесть откуда взявшиеся коряги, раз сто чувствовал на коже чьи-то настойчиво шевелящиеся усики. Когда предплечье обжигало болью от татуировки, торопливо подставлял левую щеку, на которой еще горел след от ладошки Белика, а потом с огромным облегчением видел, что от него шарахаются прочь, словно от чумного бубона.