Александра Лисина - Дикий пес

На какой-то миг глаза твари полыхнули ненавистью, но тут же снова погасли, наполнившись прежним вожделением.

— Да, Бел. Но быть пересмешником гораздо лучше, чем получить нож в сердце. Так что это оказался неплохой размен. Правда, моего первого вожака ты все-таки убил… Хотя он сам виноват: подумал, что твои раны слишком велики, и не удержался.

— Зато теперь вожак — ты. Заметь, я даже ничего не имею против. До тех пор, конечно, пока твоя неуемная страсть к моей персоне не переходит границ.

— Я соблюдаю границы, — прошелестел пересмешник, с досадой щелкнув клыками. — Но это сильнее меня, Бел. Даже после смерти. Твоя кровь… — Пересмешник алчно заурчал. — Другой такой нет. Выпить ее до дна… вот настоящее блаженство. Но знать при этом, что больше никогда не попробуешь ничего подобного… Хуже нет пытки, Бел. Мучительнее нет боли, чем метаться между ненавистью и обожанием. Это разрывает меня на части. Поэтому я прихожу каждый раз, когда слышу твой запах. Поэтому я здесь. Поэтому безумно хочу… и не могу.

Она наклонила голову, бесстрашно изучая его исказившееся лицо.

— Что ж, враг мой, по крайней мере, у тебя хватает выдержки остановиться. Другой бы давно бросился из темноты, рванул клыками и…

— И сдох! — глухо рыкнул Одер, распахнув в гневе черные крылья, которые раньше казались плащом. — А я не хочу, Бел! Даже такая жизнь лучше смерти! Пусть только ночью, пусть за счет кого-то другого… но все-таки жизнь. Ведь могло не быть даже ее.

— Кстати, раз уж ты зашел, скажи: твои ребятки сильно голодны?

— Средне. А что? — насторожился пересмешник.

— Да есть тут неподалеку компания остроухих с человеческими магами… всего-то в паре-тройке часов пути западнее. Ты, может, даже следы их видел.

У пересмешников шумно раздулись ноздри.

— Маги? Да еще эльфийские? — негромко проурчал Одер. — Они тебе мешают?

— Скажем так: я не буду против, если к утру их число уменьшится. Можешь даже стаю свою поднять, не возражаю.

— Какую стаю? — У Одера вдруг тревожно блеснули глаза.

— Одер-Одер… — укоризненно протянула Белка. — Вруном ты и при жизни был никудышным, а после смерти вообще потерял это полезное свойство. Не думай, что я не в курсе насчет вашего лежбища возле Большого утеса. И не надейся, что тебе удастся собрать армию, чтобы прорваться за кордон. Этого не будет, друг мой. Пока ты здесь и ведешь себя тихо, в отсутствие хозяина я прощаю вам некоторые вольности. И закрываю глаза на то, что охотники до чужого добра время от времени бесследно пропадают в здешних дебрях. Но учти, клыкастый: как только вступишь на путь прежнего вожака, я вернусь. И вот тогда у тебя уже не будет выбора.

Пересмешники зашипели, заставив эльфов выхватить из колчанов стрелы с серебряными наконечниками, но Белка сделала знак не вмешиваться, и они вынужденно застыли, натянув тетивы до упора. Стрегон таким же знаком удержал побратимов от опрометчивого поступка и велел сохранять дистанцию даже тогда, когда одна из тварей вдруг сорвалась с места, позабыв про черту и не услышав предупреждающего шипения сородича, а затем набросилась на добычу, которую пообещал им вожак.

Белка терпеливо выждала, когда пересмешник пересечет вторую линию, и только тогда пошевелилась. Ее мечи сверкнули в темноте двумя зелеными молниями, очертив две идеально ровных дуги. В тот же миг ее тело неуловимо даже для перворожденных сдвинулось, а затем плавно вернулось в прежнее положение, равнодушно проследив за тем, как тварь бесформенной кучей оседает на землю.

— Молодой, — сухо констатировала Гончая, когда шипение издыхающего пересмешника стихло. — Слишком молодой и несдержанный. Надеюсь, он метил на твое место?

Одер щелкнул зубами:

— Да, Бел. Ты оказал мне услугу.

— Тогда не смею вас больше задерживать. Только, Одер, имей в виду, что я расстроюсь, если кто-то из тех, до кого вы сегодня доберетесь, не умрет, а слегка изменится. А когда я расстраиваюсь, обычно кто-то вскоре умирает. Ты меня хорошо понимаешь? Если в твоей стае появится новый родственник, я наведаюсь к вам в гости гораздо раньше, чем планировал.

Одер сглотнул, не в силах отвести взгляд от ее расширившихся зрачков: их неестественная глубина и поразительная яркость сжигали пересмешника изнутри. Причиняли почти такую же боль, как при жизни, когда он впервые понял, кто скрывается под маской ехидного сорванца. И они держали его сейчас так же крепко, как и пять веков назад, когда он, еще будучи человеком, так неосторожно рискнул приблизиться.

— Перестань, хватит, Бел!

— Ты меня понял? — зло процедила Гончая, заставляя его отступить и болезненно согнуться.

— Да… Не надо… Я знаю границы!

— Хорошо, — наконец милосердно отвернулась Белка. Потом порылась в карманах и бросила тяжело дышащему пересмешнику плотно закупоренный пузырек. — Меня, чтоб ты знал, вполне устраивает вожак, с которым можно держать вашу стаю в определенных рамках. Так что возьми и не вздумай открывать поблизости.

— Что это?

— А ты понюхай. Только осторожно: мне бы не хотелось убивать тебя из-за такой малости.

— Кровь? — безошибочно определил пересмешник, а потом нерешительно посмотрел на Белку. — Чья?

— Не моя, не надейся, — усмехнулась Гончая, небрежно оттолкнув от себя мертвое тело. — Моей тебе хватит даже капли, чтобы свихнуться и нарушить все наши уговоры. А я, повторяю, пока не планирую тебя убивать. Это кровь эльфа. Мага, если тебе интересно.

— Мало, — заметил пересмешник, придирчиво оценив емкость.

— В наше время и такой не удается достать, поэтому не привередничай. На пару лет спокойной жизни тебе хватит.

— Скольких я могу убить?

— Скольких сумеешь. Там пара сотен смертных, почти сотня эльфов и с десяток магов. Добычи всем хватит. Смотри только, чтоб твои не обожрались.

— Их много, — с сомнением протянул Одер.

— Вас тоже, — кивнула Гончая. — Так что шансы есть, а добыча действительно того стоит. Когда еще вам удастся так поразвлечься?

— Я подумаю над твоим предложением, — неожиданно отступил пересмешник, накидывая на голову капюшон. — Пока, Бел.

— Пока, Одер, — спокойно отозвалась она, наблюдая за тем, как он уходит.

Но пересмешник не стал делать глупостей: что-то властно прошипев второму сородичу, попятился к барьеру, до последнего следя за Белкой. Затем коротко взмахнул крыльями, легкой тенью взлетел и почти беззвучно исчез в ночи.

Она не мешала. И только когда убедилась, что оба гостя действительно удалились, опустила занесенные для удара клинки, а потом тяжело вздохнула.

— Трудно с ними. Но одно нужное чувство у них все-таки есть.

— Какое? — хрипло спросил в напряженной тишине Лакр.

— Жажда. И она бывает так сильна, что устоять от соблазна порой невозможно.