Александра Лисина - Дикий пес

— Два с половиной! И людей — почти в два раза больше!

— Хороший улов, — приятно удивилась Белка. — Кажется, Одер мне теперь должен.

— Условия меняются, Бел, — жестко заявил Берралис, подавая агинцам еще один знак. — Из-за этих нелепых потерь мне стало труднее.

— Как замечательно…

— Заткнись! — внезапно рявкнул Берралис, пустив гулять по лесу зловещее эхо. — Кто-то должен за это заплатить и ответить за смерть наших братьев, которая произошла по твоей вине!

— Вас сюда никто не звал, — холодно заметила Гончая. — И никто не заставлял предавать своего лорда в угоду сиюминутным желаниям. С тобой-то все ясно, мой озабоченный друг, а вот как вы сманили остальных, чего наобещали взамен, до сих пор в толк не возьму. Это что, всеобщее помутнение рассудка? Всех вас подружки вдруг отвергли, велев не показываться на глаза?

— Тебе не понять.

— Куда уж мне! Но неужто ты и вправду решил, что измененные — это величайшее благо?

— Это спасет нашу расу от вымирания, — презрительно вскинул подбородок Берралис.

— Если бы вы не рвались сложить свои головы за чужие фантазии, никакого вымирания бы не случилось, — язвительно отпарировала Белка. — А теперь в Темном лесу станет еще на полторы сотни дураков меньше, которые, вместо того чтобы на лютнях бренчать, авторитет у соседей зарабатывать или в искусстве боя друг с другом соревноваться, решили, что могут переписать историю и удержать в руках власть над измененными!

Берралис со стуком сомкнул челюсти, сверля Белку ядовито-зелеными глазами.

— Хоть один из вас, болванов, знает, что это такое? — тихо спросила она, медленно оглядывая неумолимо сжимающееся кольцо эльфов. — Хоть кто-то видел, как наносятся эти руны? Понимает, что их вырезают на живую? И даже усыпить добровольца вы не сможете, потому что ритуал должен проводиться в полном сознании и при абсолютной неподвижности жертвы? Хоть кто-то задумался о том, что для истинного изменения нужны не взрослые смертные, а именно дети? Совсем еще крохи, которые не утратили способности менять свое тело в угоду вашим желаниям? Разве не рассказывал об этом ваш многомудрый хранитель?

На лицах перворожденных ничего не дрогнуло, и Белка невесело усмехнулась.

— Вижу, что рассказывал… Но кто из вас готов взять в руки нож и, глядя в глаза пленному ребенку, изуродовать его кожу этими рунами? Кто готов смотреть, как он истекает кровью, и при этом продолжать резать свое собственное тело, чтобы смешать свое бессмертие с его болью? Кто готов слушать его крики, гадая, выживет ли малыш после пытки или нет? Кто из вас знает, что каждая капля вашей крови подобна смертельному яду? И выжигает изнутри не хуже, чем запущенный под кожу огонь?

Стрегон, очень кстати очнувшись и услышав последние слова, вспомнил узоры на теле Белика и содрогнулся, запоздало поняв, откуда у него столь долгая жизнь и такие удивительные способности.

— Как ты думаешь, Берралис, — продолжила в полной тишине Гончая, — что случится, если такой ребенок… Ну, будем считать, что вам вдруг повезет… Как ты думаешь, что он тебе скажет, когда откроет глаза и поймет, что вы украли у него жизнь? Как он станет к тебе относиться? Обрадуется? Станет боготворить? На шею кинется и осыплет поцелуями?

— Руны подчинения работают в обе стороны. — Голос эльфа неожиданно охрип.

— Да, ты можешь сделать себя чьим-то хозяином, — кивнула она. — Можешь начертать на нем свое имя и подчинить. Это несложно. Но неужели тебе нужен раб? Глупая, на все согласная кукла? Готовая и убить, и ноги раздвинуть, и кивать в такт каждому слову, как глиняный болванчик… Тебе это нужно? Власть над простым человеком, которого ты смог бы полностью контролировать?

— Если это нужно для выживания нашей расы, то да.

— Это принесет вам смерть, перворожденные, — жестко бросила Белка. — Потому что добровольного согласия, как бы ни уповал на это совет, вы на обряд не получите ни от детей, ни от родителей. Первая же смерть настроит против вас всех соседей. А последующие, которых тоже будет немало, ввергнут Лиару в новую расовую войну. Тогда как сами измененные, если только вы не сотрете им память, будут ненавидеть вас всю оставшуюся жизнь. Будут помнить горы тел. Лишь сотая часть сумеет по-настоящему измениться. Они будут видеть это каждый раз, закрывая глаза. Да, вы можете заставить их подчиняться. Можете убить. Забрать их разум, волю и тело. Но вы никогда не подчините себе их души. Не возродите свои дома на чужой крови. Потому что пережитое унижение и сжигающая все внутри боль будут преследовать измененных вечно. До того мига, пока чья-нибудь милосердная рука не оборвет их чрезмерно долгую жизнь. Даже если не будет памяти, прошлое станет возвращаться к ним во снах. И вот тогда они вас уничтожат. Если, конечно, о них не узнают раньше и не решат спалить Темный лес. Именно поэтому ваш лорд отказал старейшинам…

Ее ровный голос то приближался, то отдалялся, теряясь где-то в необозримой дали, но Стрегон не мог не вслушиваться. И не мог не отчаиваться, понимая, что Белик зря тянет время. Несколько часов назад у Гончей был бы шанс все исправить и вытащить отсюда нерадивого брата. Но не теперь, когда его тело превратилось в кусок мяса, а внутри не осталось ни единой целой косточки. Бел должен это понимать, проклятье, действительно должен! Тогда почему все еще ждет и пытается переубедить этих нелюдей?

На поляне воцарилось тягостное молчание. Белка настороженно изучала лица эльфов, в глазах которых… не у всех, конечно, но все же… промелькнула неуверенность. Однако это длилось недолго: выгода от союза с измененными с лихвой перевешивала остальное. А у темных в головах упорно билась заманчивая мысль, что можно будет просто скрыть факт изменения от остальных рас, как несколько веков назад. Только теперь у них появится живой образец… Вот он, стоит всего в двух шагах. А значит, и ошибок быть не должно.

Гончая с досадой опустила взгляд, ни в ком не найдя настоящего отклика.

— Значит, вы уже все решили…

— Верно, — усмехнулся Берралис. — А вот ты зря сюда пришел. Арит!

Стрегон даже не увидел, когда молчаливый агинец вскинул арбалет и, прячась за спиной хозяина, плавно спустил скобу. Не услышал свиста распарываемого воздуха. Лишь заметил, как расчертил небо смазанный какой-то липкой гадостью болт, и смог различить сквозь гул в ушах тихий хлопок, с которым тот вонзился в живое тело. С содроганием представил, как холодная сталь прошила пацана насквозь, раздирая в клочья кожу, мясо… Наконец услышал тихий вздох. А потом заметил, что Белик как подкошенный рухнул на землю, и горестно прикрыл глаза.

— Восхитительно, — едва слышно прошептал Берралис, растягивая губы в торжествующей усмешке. — Прав был отец: толика сонной травы еще никому вреда не приносила. В цепи эту дикую кошку! Арит, проследи! Хотя нет, стой! Я сам!