Джон Краули - Бесконечные Вещи

Столица Утопии называлась — как и сейчас, конечно — Город Вечной Весны. Не ее имя, но имя имени [453] . Чтобы добраться до нее, они полетят во Флориду, пересекут штат на арендованной машине, а потом снова полетят с северного побережья Мексиканского залива. Она обнаружила, что так дешевле всего.

По дороге они остановились в том маленьком и малопосещаемом курортном городке, где мать Пирса и Дорис, ее многолетняя компаньонка, держали маленький мотель.

— Ты собираешься куда? — растерянно спросила его мать. — Ты делаешь что? — Поднявшись сегодня поздно, она сейчас стояла в кухне своего маленького дома и офиса в пеньюаре из искусственного шелка (быть может, в одном из тех, которые она носила, когда он был мальчиком? Или она по-прежнему где-то находит и покупает их?) и глядела на их раздутые рюкзаки, которые Пирс взял напрокат, на него и на Ру. — Ты же ненавидишь пляжи.

— Там не только пляжи, — сказала Ру. — Еще горы.

— Джунгли, — добавил Пирс.

— Тропический лес, — сказала Ру, обняв Пирса за плечо, как будто была выше его. — Он справится.

В ту ночь, однако, она оставалась далеко от него на двойной кровати их номера, как будто между ними лежал меч [454] . Это был тот самый номер — Пирс настоял, что заплатит за него, — в котором однажды он так страдал. На следующий день она попрощалась с Винни весело, почти в эйфории, и Винни тоже сердечно попрощалась с ней, и, опять оказавшись на дороге и молчаливо сидя рядом с Ру, Пирс с изумлением понял, что впервые за многие десятилетия он — или он и Ру — вызвали в его матери новую эмоцию: ревность.

Маленький Город Вечной Весны (настолько высоко в горах и настолько близко к экватору, что бесполезные термометры каждый день показывали комнатную температуру) был обыкновенным, почти образцовым: решетка улиц, одни из которых были названы по именам героев и датам побед, а другие просто пронумерованы; коричневое и белое население, ни бедное, ни богатое; церкви ни убогие, ни величественные; один-единственный собор, скромно сделанный из дерева. Пирс и Ру ездили на автобусах и сидели между безмятежными людьми и их детьми. А те сидели очень спокойно. На Пирса начал опускаться покой, и Ру держала его за руку. Позже он не смог вспомнить, видел ли он за недели, проведенные в этой стране тогда и позже, хоть одного плачущего ребенка.

Где-то тридцать лет назад короткая и почти бескровная революция опрокинула коррумпированную олигархию. К власти пришел деревенский Цинцинат [455] ; он распустил армию, реформировал выборную систему и привел в порядок национальное благосостояние и здравоохранение. Народ захотел, чтобы он стал пожизненным президентом, но он сказал им: «Нет-нет, у вас должны быть политические партии и кандидаты, и вы должны голосовать». После окончания срока правления он вернулся в свое ранчо, а они сделали все, как он сказал, теперь дни выборов — веселые праздники, и все голосуют.

— Это правда, — сказал Пирс. — Все правда.

— Я знаю, — сказала Ру. — Все правда. Здесь даже у полицейских нет оружия. Я говорила тебе.

Они поехали на автобусе из Города Вечной Весны в глубь страны. В деревнях жили столяры, знаменитые своими изделиями, которые они делали из сотен различных сортов дерева. Их дома, достаточно скромные, рядом с которыми в грязи копались цыплята, имели красивые резные двери, сделанные на века. После долгого спуска они достигли душной площади, где пересели на разрисованный автобус поменьше и опять поехали вверх, к вершине другой горы (на большой государственной печати были нарисованы три горы, два высоких пика, похожих на широкую зеленую М, и третий между ними, как Ранда, Мерроу и Юла в округе, из которого они приехали). Автобус накренялся и пыхтел, как толстяк, карабкаясь по крутым грязным дорогам, исключительно узким, иконки, украшенные бисером занавески и четки качались из стороны в сторону. Одни люди выходили, другие садились.

— Впереди, — сказала Ру.

Они взобрались на гору, и там, в конце извилистого пути, находилось то, куда ее пригласили. Очень давно кучка американских пацифистов, «Христианские Фермеры» [456] , решила избежать военного призыва, угрожавшего их сыновьям, и основала здесь, среди холодных вечнозеленых лугов на склонах горы, первую и ныне крупнейшую молочную ферму нового государства. Пирс представил себе, как они приехали сюда, в добровольную ссылку, в только что разоружившуюся маленькую страну, и начали делать молоко.

— Отсюда мы пойдем пешком, — сказала Ру, изучая потрепанный напечатанный лист с указаниями, который она привезла из Штатов; насколько выяснил Пирс, его прислал ей энтомолог, старый то ли друг, то ли любовник, который с дюжиной других исследователей со всего мира работал в Утопии, как в Эдеме, классифицируя насекомых, особенно жуков, разновидностей которых здесь было полно. Он-то и пригласил Ру, и Пирс не знал, ждут ли и его тоже. Здесь водились и скорпионы, сказала Ру; изобилие скорпионов.

— Так мы сэкономим кучу времени, — сказала она. — Автобус едет вокруг вершины, а мы срежем. По этой тропе вверх, видишь?

Не только они сошли на этой остановке: матери с узлами и детьми, мужчина с мачете, висевшим на поясе в кожаных ножнах, словно рыцарский меч. Пирс поднял рюкзак, надел его так, как она научила его, и затянул потуже пояс. Тут есть один секрет, сказала она. Ты сможешь нести большой вес, если разместишь его правильно.

Большой вес. Почти немедленно со лба потек пот. Тропа вилась вверх, и один за другим те, кто шел вместе с ними, подходили к своим домам, маленьким фермам и домикам и махали им рукой на прощание. Ру спрашивала дорогу, называла имена исследовательской станции и молочной фермы, они кивали и указывали вперед. Тропа вошла в лес и сузилась, как будто сама решала, что ей надо делать, и затем решила идти прямо вверх, исчезая из виду. Иди маленькими шагами, сказала она Пирсу. Не надо больших шагов, не надо прыжков. Медленно иди вперед, ровно и медленно.

Наконец они перевалили через гребень и оказались на зеленых лугах, прямо среди облаков: на самом деле облака стояли на следующем, более высоком гребне, который заслоняла их широкая белая шляпа. Черные и белые коровы поднимали головы, чтобы поглазеть на путников, потом одна за другой возвращались к изумрудно-зеленой траве. Пролетело несколько длиннохвостых попугаев, красных и желтых. К Ру с Пирсом подошел высокий, исчезающе тощий человек в раздувающейся белой рубашке и приветственно поднял обезьяноподобную руку; какое совпадение.

Дальше они пошли втроем. Ру и ее друг ударились в воспоминания. Пирсу показалось, что это похоже не на посещение тропиков, а на возвращение в страну, из которой вышли его мифические предки. По лугу медленно бродили увешанные колокольчиками коровы [457] , рогатые и мычащие, которых вечерами зазывали домой. Узенькие тропинки бежали по росистой траве, вдоль спутанных живых изгородей от дома к дому; из открытых голландских дверей [458] их с Ру дружески приветствовали по-английски, а радуги, одиночные, двойные, тройные, постоянно возникали и исчезали над уходившими вверх полями, пока большие облака и их маленькие дети проходили у них прямо над головами, на мгновение смачивая лица теплым дождем. На земле росли миллионы маленьких пестрых цветов, похожих на цветы, усеивающие края лесов в мультфильмах — они называются, сказала Ру, нетерпение .