Анна Замосковная - Жена из другого мира [litres]

– Что значит – не подтвердить?

– Не совокупляться. Ни разу.

Жена заморгала. Вряд ли она огорчилась такому условию. Ей не понравилась формулировка? Вроде нормальный термин. Или она его не поняла? Вдруг заклятие понимания подвело или она слово не знает?

– Не совершать половой акт. Не предаться страсти, – перебирал я знакомые синонимы, – не возлечь на ложе любви, не…

– Поняла. Мог бы при ребенке не выражаться.

Покосился на девочку со странным именем Вера.

– Хорошо, больше не буду. – Я вновь посмотрел на жену. – Прости, я очень виноват и сделаю все возможное, чтобы ты уладила свои дела и жила здесь с удовольствием. Считай, что уехала в путешествие, в отпуск.

– Есть еще что-нибудь, что мне стоит знать? – мрачно осведомилась жена.

Узнав о соблазняющих функциях браслетов, она наверняка разозлится. Часть меня очень хотела смолчать, чтобы избежать шума и разборки, но другая понимала: я обязан рассказать все сейчас. Вздохнув, уставился в тарелку:

– Браслеты будут склонять нас к подтверждению близости.

– Как?

– Притягивать. Мысли навевать всякие. – Я покосился на краснеющую девочку. – Тематические.

– Час от часу не легче! Ты всегда такой?

– Какой такой? – вскинул взгляд на лицо жены в обрамлении огненных прядей.

– Внезапный и разрушительный.

– Кажется, да, – понуро признал я.

– И как тебя до сих пор никто не убил?

Не она первая об этом спрашивала. Развел руками: откуда мне знать? Хотя грозились многие.

Махнув на меня рукой, жена плюхнулась за стол и принялась есть блинный пирог. Это хорошо, еда успокаивает. Мама всегда из-за моих опытов пирожные ела, а потом становилась сговорчивее.

Значит, надо подождать, когда жена поест, и тогда попросить ее вызвать библиотеку, то есть гардеробную.

Да, в первую очередь надо просить вызвать гардеробную с церемониальными нарядами.

Гардеробная не желала показываться. Я и так ее и эдак приманивала, но не шла, хоть тресни.

– А ты уверен, что у вас эта гардеробная есть? Может, она… того? – Я вспомнила эпичное приключение с домом. – Схлопнулась, когда дом пытался убежать?

Лавентин сосредоточенно смотрел на бетонную стену с сакральной надписью из трех букв, вызвать гардеробную я решила в «неотремонтированной» части дома, где царствовал подъезд.

– Да вроде не должна, – отозвался Лавентин, – она из резерва, как и кладовая, винный погреб и библиотека. Разрушается только целенаправленным волевым усилием.

– Еда, одежда и знания под защитой – разумно, – хмыкнула я.

И я точно не думала об уничтожении местной гардеробной.

– Может, дому силы не хватает ее к нам доставить? – предположила я.

Лавентин задумался.

– Может быть. Давай проведем эксперимент: призови библиотеку. Если она появится, значит, что-то случилось с гардеробной, а если и библиотека не появится – дом настолько обессилел, что не может вытолкнуть комнаты из глубины.

– Хорошо.

Так и стояли мы, как два идиота, и пялились на корявую стену. Лавентину хорошо, он не понимал, что на ней написано. Ох, ну что я торможу: надо просто представить, что стена чистая!

Представила.

– А почему ты надпись убрала? – тихо спросил Лавентин.

– Она неприличная.

– А зачем писать на стене что-то неприличное?

– Знаешь, я не писала, так что ответить не могу. Это покрытая мраком тайна за семью печатями.

– О, семь печатей – надежная защита. Похоже, важная тайна.

И так серьезно это сказал, что я улыбнулась. Потом вспомнила, что из-за этого альтернативно одаренного застряла здесь на год, и веселья убавилось.

С работы уволиться придется. И еще договариваться, чтобы сразу отпустили, потому что визитами по паре часов я им как раз год положенные две недели отрабатывать буду.

– Лавентин, – глухо позвала я.

– Да?

– Ты мне должен пять… нет, десять килограммов золота.

– Рубинами можно?

– А у тебя есть?

– Да, отцу ими долг вернули, где-то в доме лежат, тебе надо только их призвать. А с золотом сложнее, его надо или монетами собирать, или в банке заказывать.

– Ясно. – Я по-прежнему смотрела на стену, размышляя о том, какая я, наверное, дура: обживаться бы, Лавентина в оборот брать, а я думаю о том, как работу сохранить и домой вернуться, чтобы с неверным мужем развестись и отдохнуть на юге.

– Послание от министра внутренних дел, – просипел привратный дух.

– Что-то он зачастил с посланиями, – попыталась шуткой прогнать беспокойство, но не получилось. – Пропусти его.

– А я все помню и все правильно делаю, – проворчал Лавентин. – И не моя вина, что гардеробная не открывается.

На стене проступала двустворчатая резная дверь. Я улыбнулась:

– Кажется, получается.

– И это не библиотека, – вздохнул Лавентин.

Двери в темную, полную зеркал и чехлов с одеждой комнату открылись одновременно с появлением незнакомого мужчины в черной униформе. В руках он держал очень объемистую коробку.

– Министр передал это на случай, если у вас возникнут проблемы с гардеробной.

– Благодарю, не возникли. – Церемонно кивнув, Лавентин добавил: – Верните это ему.

Проводив взглядом посланника, мы одновременно развернулись к гардеробной. Под потолком разгорелись светильники. Чехлы соскользнули с многочисленных нарядов. У меня засосало под ложечкой.

Это был мой оживший кошмар.

Гардеробная была полна платьев. Вычурных, сверкающих, в рюшках, мехах, вышивках, все с пышными подолами и тугими корсажами.

Умереть – не встать. Между ними притулились мужские костюмы. И многоэтажные парики.

Я попятилась.

– Ну что, приступим, – без особого энтузиазма предложил Лавентин и вошел туда. – Так, где-то тут должен быть мой костюм для официальных визитов ко двору… Так… – Он двинулся вдоль рядов с одеждой.

Меня слегка замутило. Корсеты, от одного вида которых ныли ребра, и пышные платья с кринолинами. Зажмурилась, чтобы спрятаться от этой ужасающей пестроты.

Кошмар, натурально оживший кошмар! Домой захотелось до слез.

– Ага, вот он!

Послышалось шуршание колесиков. Я открыла глаза. Лавентин подогнал на середину гардеробной манекен в зелено-голубом, шитом золотом костюме с широкими штанами типа шаровар, только на вид жесткими. На плечи манекена был наброшен трехъярусный бархатный плащ черного цвета с вышитыми серебром пробирками, ретортами и звездами. На голове манекена на полметра возвышался белый парик с буклями и заколками в виде реторт.

– Что это за кошмар? – хватаясь за сердце, простонала я.

– Официальный костюм члена Имперского научного собрания Алверии. Я в нем состою.

– Сочувствую, – прошептала я, продолжая держаться за сердце, потому что оно норовило выпрыгнуть в предчувствии ужасного.