Анна Замосковная - Жена из другого мира [litres]

– Все неприятные ощущения скоро пройдут, – нежно пообещал Лавентин.

С десятой попытки веки разомкнулись. Выглядел он неважно: на скуле цвел лиловый синяк, на лбу белела повязка. Вместо одежды – тряпка серая.

Огляделась – какой-то склад.

Лежала я в ящике, полупрозрачные стенки которого мешали толком осмотреться.

Точнее, в гробу.

Хрустальном.

Может, и не хрустальном, но очень похожем на такой. Ну просто Спящая красавица. Или Белоснежка без гномов.

А надо мной – лохматый принц с розовой шестилапой хренью вместо коня.

– Ты меня поцелуем разбудил? – сипло поинтересовалась я.

– А надо было? – И взгляд такой виноватый.

Улыбнулась:

– В нашем мире девушек, спящих в хрустальных гробах, будят исключительно поцелуями.

– О… Прости, не знал. – Лавентин наклонился.

Я хотела возразить, но его губы прижались к щеке.

Чмок.

– Ведите себя пристойно, – проворчал Раввер.

Лавентин выпрямился:

– Она моя жена, я имею право целовать ее в щеку на людях.

– При встрече и прощании, – сурово уточнил Раввер и положил ладонь на борт моего гроба.

Лавентин деловито заявил:

– Мы, можно сказать, только что встретились. И это традиция Сашиного мира – будить в стазис-камере поцелуем.

– Разбудил – свободен. Мне надо ее допросить.

– Только повежливее, Саша моя жена.

– Об этом невероятно трудно забыть, – нависая надо мной, еще мрачнее произнес Раввер.

Сбежать бы подальше, но мышцы не повиновались. Совсем! Надвигалась паника, сердцебиение учащалось. Что со мной? Наконец шевельнув пальцами, я облегченно выдохнула: не парализована.

Раввер сверлил меня угрюмейшим взглядом. Директор и завуч в одном флаконе, только перед теми я стояла, а перед ним лежала, отчего ощущение беззащитности просто зашкаливало. Закопаться бы поглубже, вон я даже в гробу уже, дело осталось за малым…

– Что произошло? Расскажи подробно.

Только после его приказа поняла, что с памятью неладно. Морщась от рожденной мысленным напряжением боли в висках, я пыталась сложить из обрывков воспоминаний цельный узор.

Раввер терпеливо ждал. Присевший возле соседнего гроба Лавентин ободряюще мне улыбался. Постепенно я расслабилась и воспоминания прояснились. Начала рассказывать:

– Лавентин придумал заклятие, чтобы отыскать маму. Его к ней тянуло. – Перед глазами встали расцветавшие на его коже звездочки. – Даже сосуды лопались.

– Кровь тянуло, – вставил Лавентин.

– Мы обратились к полицейским, к нам присоединились двое. Один отправился за подкреплением, а второй поехал с нами.

– Я же говорил.

– Лавентин, помолчи. – Раввер пристально смотрел на меня. – Твою версию я уже слышал.

– Нас заметили в окно, Лавентин ворвался в дом. Полицейский взломал дверь. А потом… – Воспоминания снова рассыпались, сердце забилось чаще. Вдруг ярко-ярко, до одури реалистично я пережила бег по дому, падение с лестницы, удар выбитых пулей щепок по ноге. – На меня напали полицейские.

– Полицейские? – подался вперед Раввер.

– Да. Они скакали ко мне, стрелять начали издалека. Я забежала в дом, нашла Лавентина… На нас напали люди в масках и с пропеллерами на спинах. А потом… – Виски прострелила боль, руки взметнулись к ним, сдавили, пытаясь защитить от нараставшей мерзкой вибрации. – Этот гроб…

Во рту пересохло. Хмурый Раввер отступил, сложил руки на груди.

– Воды, – прошептала я.

– Нельзя, – отозвался высокий худощавый мужчина и положил руки на соседний гроб. – После выхода из стазиса пить нельзя полчаса, есть – минимум час. Для возвращения к нормальной работе органам требуется время, не стоит увеличивать нагрузку.

– Не буду. – Я попыталась приподняться, но голова закружилась, и я улеглась обратно. Ну и что, что этот хрустальный ящик на гроб похож, лежать-то удобно.

Мужчина провел по соседней крышке пальцами, будто наиграл мелодию на клавишных, и приподнял ее. Лавентин просунулся внутрь. Высокий полупрозрачный борт не давал рассмотреть содержимое, но встревоженное, нежное выражение лица Лавентина не оставляло сомнений: он смотрел на маму.

– Как она? – Сердце у меня замирало, глаза пощипывало.

– Жива, – улыбнулся Лавентин и погладил ее по волосам.

Раввер промчался мимо них к следующему гробу и махнул мужчине:

– Продолжим. У меня не так много времени.

– Здесь ситуация хуже. – Мужчина положил руки на хрустальный ящик. – Структура стазиса сильно нарушена, возможна полная потеря памяти.

Умиление воссоединением Бабонтийских как ветром сдуло, я мрачно спросила:

– То есть у меня в этом гробу память могло отбить?

– В случае повреждения структуры заклинания, – подтвердил мужчина.

– Выбора не было, – виновато произнес Лавентин. – Функции глав рода разнятся, возможности соответственно тоже. Лишь мужчины могут трансформировать тело, а без трансформации ты могла умереть.

– Даже здесь дискриминация. – Я потерла шею, в горле было до ужаса сухо.

– Зато ты можешь управлять домом, а я нет. Мы маги, а не боги и не можем получить все. – Лавентин быстро опустил взгляд. – Здравствуй, мама.

Как же ему повезло, что его мама выжила. Я бы со своей тоже хотела вот так поздороваться, но никогда не смогу.

На складе бодрствовали только Бабонтийские, Раввер и сухощавый мужчина. Домой меня не отпустили, и я устроилась в стороне в одном из принесенных из лавки кресел.

В другом сидела мама Лавентина – Близенда. Она оказалась высокой стройной шатенкой и выглядела молодо, несмотря на болезненную бледность лица, серые тени под глазами, лохматые волосы и измятое платье с поломанным кринолином.

При всей серьезности ситуации я не могла отделаться от мысли, что со стороны запихивание этого необъятного подола в хрустальный гроб выглядело забавно.

Лавентин с чашкой успокоительного отвара стоял перед Близендой на коленях и преданно заглядывал в лицо. Раввер возвышался над ними. Не выдержав затянувшейся паузы, он повторил:

– Вы что-нибудь помните?

Близенда открыла большие карие глаза.

– Смутно, – потерла лоб тонкими ухоженными пальцами. – Я получила известие, что Лавентин… пустился во все тяжкие.

– От кого? – наклонился к ней Раввер.

– От Сабельды.

Раввер и Лавентин переглянулись. Не заметив этого, Близенда устало продолжала:

– По письму выходило, что требуется срочное вмешательство. Что это вопрос чести, а возможно, и жизни. Я немедля отправилась в путь, хотя Керл был против. Он считает, я не должна путешествовать одна, но не мог уехать из-за заседания городского совета. А я не хотела ждать еще четыре дня.

Как все удобно сложилось: вызов, занятость мужа… Судя по взглядам, которыми обменялись Лавентин и Раввер, они тоже сочли это совпадение подозрительным.