Тай Сазерленд - Преодоление Беды [litres]

– Извини, – вздохнула она, стараясь говорить подружелюбней, хотя всё равно получалось как-то фальшиво, – у меня приказ не спать всю ночь, так что убежать не получится.

– Ладно. – Он ещё поковырял когтями трон, затем вдруг снова поднял глаза, странно огромные на крошечной мордочке и золотисто-оранжевые, гораздо красивее, чем у бабки. – Хочешь, песенку спою?

– Песню? – удивлённо переспросила Беда. – Что за песня?

– Сама сочинилась, – похвастался он, – прямо сейчас!

– Давай, только тихо… королева заругает, если разбудим.

– Какая коро… А, бабушка?

Беда подавила смешок. Уютное слово совсем не вязалось с грозной королевой Пурпур.

– Можно? – юный принц театрально выпрямился, заложив крылышки за спину, вытянул длинную шейку и запел шёпотом:

Видя её смущение, Утёс дерзко усмехнулся:

– Ну как, понравилось?

– Только не пой свою песенку бабушке, ладно?

– Рифмы в конце не очень, – вздохнул он. – «Королей» бы… хм… А так, я хорошо рифмую – мама сама сказала!

– Ты уже не очень боишься, да?

– Нет. – Он дёрнул кончиком тёмно-красного хвоста. – Дядя Кармин сказал, утром прилетит мама, а с мамой всегда хорошо.

Беда внезапно ощутила жутковатую пустоту в душе. У неё никогда не было тех, с кем «всегда хорошо». Королева позволила выжить, дала работу, ценила её – но было ли с ней когда-нибудь хорошо? Наоборот, по большей части, встречи с Пурпур только отравляли жизнь.

«Зачем же ты служишь ей?» – раздался шепоток где-то в уголке сознания.

«А какой у меня выбор? – ответила она мысленно. – Никому я больше не нужна».

– Бабушка злая, – нахмурился вдруг Утёс, глянув ей в глаза. – Так мама сказала, и я подумал, не может быть, потому что все добрые… А она и правда злая, да?

– А что тебе бабушка сделала такого злого?

– Сказала, я обыкновенный! – гневно вскинулся он, выпрямляясь во весь свой крошечный рост. – Кто, я? Никогда! Злая, злая!

– Что же плохого в обыкновенности? – Беда сжала и разжала когти, наслаждаясь своим новым секретом. – Мне понравилось бы.

– Что? – воскликнул принц. Пурпур пошевелилась во сне, и Беда сделала страшные глаза. Утёс пугливо сжался и продолжал яростным шёпотом: – Мама сказала, я особенный! Все так говорят. Когда вырасту, стану лучшим певцом в Пиррии! Со мною все-все будут дружить! Я всё смогу – мама сама сказала!

– Да ну? – улыбнулась она. – Прямо-таки все-все?

– Ага! Будут за мной летать, а я скажу: «Оставьте меня в покое, хочу быть один!»

– Плохо, если один… ужасно.

– Да, наверное, – согласился он, – но обыкновенный ещё хуже.

– Странный ты какой, – покачала головой Беда.

В янтарных глазах дракончика вновь блеснула надежда.

– А давай… может, убежим вместе? – Он робко сдвинулся к краю трона.

– Нет, никак не выйдет, – погрозила она когтем. – Будем ждать твою маму… И она перестанет быть королевой, ты ведь понял?

– Посмотрим… – Он походил туда-сюда по трону, затем всё-таки лёг и свернулся клубочком, напевая сам себе вместо колыбельной свою песенку.

Беда долго смотрела в ночное небо, где медленно вращались созвездия. Между двух лун сверкнула яркая полоска падающей звезды. Грудь маленького принца мерно вздымалась, из пасти вылетали крошечные облачка дыма.

Когда небо посветлело и первые лучи солнца лениво расползлись по горизонту, изрезанному горными пиками, вдали показались силуэты драконов, летящих к дворцу на полной скорости боевым порядком.

Они знают, поняла Беда, кому-то удалось незаметно выбраться и предупредить.

– Ваше величество! – шепнула она. – Рубин уже близко.

Королева Пурпур проснулась мгновенно, будто и не спала. Поправила шипастый гребень, размяла лапы, проверила украшения. Когти потянулись к уродливому шраму, словно собираясь выдрать его с мясом, но тут же отдёрнулись. Гордо выпятив подбородок, она с вызовом глянула на приближающийся отряд.

Вскоре дверь распахнулась, и в тронный зал толпой ввалились драконы. Влетев первая, Рубин забила крыльями, спрыгнула на пол и пробежала ещё несколько шагов к подножию трона, пока пятеро могучих стражников не преградили ей путь.

– Мамочка! – радостно вскочил маленький принц, размахивая крылышками.

– Дальше ни шагу! – прогремел ледяной голос королевы Пурпур. – Иначе ты знаешь, что случится с твоим драгоценным сыночком.

Рубин застыла на месте, дрожа от ярости. Стражники стояли перед ней, понуро опустив плечи, а поникшие крылья выдавали стыд. Однако свирепый взгляд молодой королевы был устремлён не на них и даже не на Пурпур. Весь жар её гнева изливался на Беду, стоявшую за спиной малыша.

– Если ты дотронешься до него… – Голос у Рубин сорвался. – Если ты посмеешь…

– Она ничего не сделает без моего приказа, – высокомерно процедила Пурпур, – но можешь не сомневаться, приказ она выполнит без промедления.

«В самом деле? – подумала Беда. – Будь у меня огненная чешуя, сожгла бы я принца? Как бы я поступила? Он такой ещё крошка…»

«Я больше никого не жгу!» – мелькнула вдруг новая мысль, почему-то очень знакомая.

Беда удивлённо заморгала. Откуда это взялось?

– Так и знала, – сплюнула Рубин. – Знала же, что нельзя тебе доверять, огненное чудище!

– Я только выполняю приказы! – возмутилась Беда. – Пурпур настоящая королева, и тебе это хорошо известно. Она не выгоняла меня и не желала мне смерти, как некоторые, так с чего вдруг я должна быть верна тебе?

– Мне не нужна твоя верность! – зарычала Рубин. – Но как можно угрожать невинному дракончику? Как можно помогать… этой – после всего, что она натворила? Ты говорила, что стала другой, – и я знала, что лжёшь! Всё зло в Небесном королевстве – от тебя!

– От меня? – Беда вытаращила глаза. До чего же Рубин её ненавидит… но за что, не просто же так? – Я делаю, что мне говорят, как и все! Убиваю врагов королевы, и всё! Нет, скажи, какое зло причинила я лично тебе?

– Прошу прощения, – недовольно перебила Пурпур, – но мы отклонились от темы. Итак, я прибыла, чтобы вернуть себе принадлежащий по праву…

– А те яйца в канун трёхлунной ночи? – не слушала Рубин, царапая когтями пол.

Солдаты за её спиной хмуро кивали, явно вспоминая какие-то ужасы, и с отвращением поглядывали на Беду.

Яйца? Что-то шевельнулось в памяти. Высокий трон… белая скорлупа яиц… или чёрная? Да, Пурпур приказала, и она сделала – но что?