Наоми Новик - Зимнее серебро

Мы все стояли рядом, и Ванда сказала:

— Отпусти Мирьем и уходи!

Мирьем все сидела на полу, пыталась вырвать свою руку, но король не отпускал.

Зимояр так весь и засверкал на Ванду:

— Нет! Ты пленила меня серебром, но в руках твоих нет силы, чтобы удержать меня. Я не отдам свою госпожу!

И он снова навалился на цепь, пытаясь сбросить наши руки. Но теперь его держали не только мы втроем: панов Мандельштам кое-как поднялся, подошел и ухватился за цепь вместе с Вандой, а панова Мандельштам — с Сергеем. И оба они для крепкости еще сцепили руки за моей спиной. Мы все впятером тянули здорово, и все-таки Зимояр чуть не перетянул нас. Но в конце концов он сдался. И взъярился пуще прежнего.

— Разомкни узы и проси чего пожелаешь, только не этого! Проси чего-нибудь другого, — прорычал он. — Или страшись того, что грядет, когда силы твои иссякнут!

Но Ванда помотала головой и повторила:

— Отпусти Мирьем!

Он опять разразился этим своим скрипучим треском:

— Никогда! Я не оставлю мою королеву, мою золотую госпожу! Однажды я уже явил глупость, дважды этому не бывать!

И он снова стал вырываться, да с такой силой, что мы все поехали по полу и чуть не попадали. Мы же не сможем его держать вечно, думал я. У Ванды и у Сергея руки уже соскальзывали с цепи. Они оба цеплялись пальцами за звенья, но у них руки потели, и с каждым рывком цепь проскакивала на одно звено. А Ванде с Сергеем никак не перехватить ее повыше, потому что Зимояр тут же вырвется.

Но мы потянули из последних сил, и он перестал сопротивляться. И трижды тяжело вздохнул. Три больших облака пара сорвались с его губ. Он стоял, такой высокий, и вдруг стал обрастать льдом. Лед расползался от его хрустальных граней тоненьким слоем, совсем прозрачным, а на первый слой ложился второй, и третий, и лед делался острым, колким и дышал стужей мне в лицо. Сергей с Вандой тоже отклонялись от льда, а он подбирался по цепи к их рукам.

Зимояр не стал больше скрипеть на Ванду. Он заговорил вкрадчиво, мягко — как будто пушистый снег валил, и валил, и вот наконец закончился, и ты выходишь на двор, а кругом все такое тихое-тихое.

— Отпусти меня, смертная, не упрямься, — сказал он. — Проси о любой милости, я все исполню. Только пожелай — я одарю тебя драгоценностями или эликсиром долголетия. Я даже верну вам весну, и это будет справедливое воздаяние за твою стойкость. Ты зашла слишком далеко, ты возжелала недостижимого, попросив меня отдать вам мою королеву. Не испытывай меня больше, иначе я впущу зиму в ваши тела и брошу ваши сердца коченеть на снегу, окропленном вашей кровью. Не подвластны тебе высокие силы, нет у тебя подлинного волшебного дара. А одна лишь любовь не даст тебе могущества, чтобы совладать со мною!

Он говорил, и я понимал, что это правда. Мы все понимали. Мирьем поднялась на ноги и перестала вырывать у него руку. И негромко произнесла:

— Ванда.

Это она так говорила, чтобы мы отпустили Зимояра.

Но Ванда посмотрела на Мирьем и сказала:

— Нет.

Точно такое «нет» она сказала тогда отцу в нашем доме, когда отец хотел сожрать ее живьем.

Я в тот день не собирался говорить ему «нет». Я ему вообще до этого не перечил. Потому что начнешь перечить — он изобьет нас. Он нас так и так бил, но если бы мы упрямились, нам доставалось бы еще сильнее. Я поэтому и не говорил ему «нет»: он ведь всегда мог сделать нам еще хуже, чем уже сделал. Когда Ванда сказала ему «нет», то и я вслед за ней, но не потому, что я так решил, а оно как-то само сказалось. Хотя теперь мне кажется, что не совсем просто так. Потому что если бы он без конца бил Ванду этой кочергой и забил бы ее до смерти у меня на глазах — вот это было бы хуже. Если бы он это сделал, то пусть бы и меня забил до смерти: все лучше, чем так стоять и смотреть.

И сейчас Ванда сказала «нет», потому что Зимояр не мог сделать ей хуже. Я сперва не знал, как насчет меня, но подумал про панову Мандельштам и панова Мандельштама. Если я отпущу, то и им придется отпустить, они же держатся за меня. Пусть я лучше буду мертвый. Это лучше, чем отпустить и потом смотреть панове Мандельштам в глаза.

Но Зимояр-то правду говорил. С папаней все же было по-другому: там вошел Сергей, который сильнее его, и толкнул его в огонь. А тут-то Сергей уже и так из сил выбивался. Никто из нас не сравнится с Зимояром ни ростом, ни мощью. Значит, мы все будем мертвые. И ничего тут не поделать, кроме как отпустить. А отпускать никто не собирался.

И тут раздался хриплый, дикий, злобный голос:

— Цепь нужна из серебра, чтоб его пленила, да кольцо из огня, чтоб иссякла сила!

И вокруг нас вспыхнули двенадцать громадных свечей. Я обернулся на голос: пока мы боролись с Зимояром, царь, оказывается, поднимался на ноги, а царица расставляла все эти свечи. Расставила и поспешила к царю — помочь ему. Она его поддерживала, а он говорил эти слова своим израненным ртом, и на губах у него пузырилась кровь. Царь протянул руку: рука у него тряслась, и пальцы жутко торчали вкривь и вкось, но один палец был обычный, прямой. Им-то царь и ткнул в сторону свечей, и они загорелись жарким высоким пламенем, почти таким же высоким, как сами свечи.

Зимояр в кругу захрипел, будто бы задыхаясь, его ледяной панцирь раскололся на крупные обломки, и те просыпались на пол с тоненьким звоном. Зимояр весь побелел. А царь громко расхохотался — только вовсе не царь, а на самом деле Чернобог, чудище. Страшный у него был смех — как треск горящих поленьев. Он кое-как выкарабкался из камина — и вдруг перекореженные пальцы сами собой распрямились. Он сделал еще шаг — и вывихнутое плечо встало на место, а потом и переломанный нос. Царь подходил ближе и ближе, и с каждым шагом что-то в его облике налаживалось, и наконец его лицо обрело прежнюю красоту. Но лицо у него наладилось, а сам-то он нет. И он приближался к нам.

Царь покрутил рукой в воздухе, и цепь вырвалась из пальцев у Ванды и Сергея и туго оплела Зимояра, притиснув ему руки к бокам. Мирьем выдернула наконец свою руку и отпрянула от короля. Мы все вместе торопливо отступили подальше от Чернобога. Но тому было не до нас. Он стоял перед Зимояром и ухмылялся. Крайнее звено на левом конце цепи лязгнуло как челюсть и сомкнулось вокруг дальнего звена на правом конце. А висящий край правого конца захлестнулся на левый конец. Теперь Зимояр был скован крепко-накрепко.

— Попался, попатся! — пропел Чернобог.

Он коснулся Зимоярова лица и провел пальцем вниз по щеке до самого горла. От лица Зимояра валил пар, и ему было больно. Чернобог прикрыл глаза и еле слышно потрескивал довольным голосом — только радовался-то он чему-то очень плохому. Мне бы сейчас воску, чтобы заткнуть уши, да только мои пробки где-то затерялись. Я вцепился как клещами в Вандину руку, Сергей встал впереди нас, а Мирьем с отцом и матерью тесно прижались друг к дружке.