Андрей Дашков - Умри или исчезни!

Два малолетних урода со сладострастными стонами впились в него гнилыми зубами, но он по-прежнему не чувствовал боли – даже тогда, когда увидел вырванные куски собственного мяса… Зато страх перед утратой мужского естества был ослепляющим, как будто воплотил в себе скрытую и назойливую фобию миллионов мужчин. Этот страх не позволил ему ухватиться за руку помощи, протянутую из неизведанного пространства.

Лицо одного из подростков вдруг раздулось, глаза провалились внутрь головы и, сверкнув, исчезли во мраке, рот превратился в узкую щель от уха до уха, волосы выпали, и на их месте вспучился бугристый рельеф. Новое лицо было ядовито-желтым и испускало болезненный свет.

Монстр поманил к себе Строкова жестом, который был истолкован Виктором, как предложение соития.

– Лучше я досмотрю этот сон!!! – закричала худшая и глупейшая его часть, не знавшая, что в любом случае ему придется досмотреть сон до конца.

Луноподобная голова съежилась, и на узком мальчишеском лице снова заиграла хищная изломанная улыбка. Слепая женщина «облизала» лезвием свои губы, отчего две тонкие струйки крови потекли из уголков ее рта. Она стала похожа на куклу с отпадающей нижней челюстью, что не помешало ей сделать два тонких разреза у Виктора в паху. Теперь ужас прорвался сквозь резиновую стену его бесчувственности и выжал из Строкова крик, тут же растоптанный шумными ребятами мистера Килмистера.

После этого «Лезвие Вместо Языка» действовала с бесстрастной, почти хирургической точностью…

Когда беглецу удалось завладеть осколком Календаря, у него появилась надежда уцелеть. Осколок был сектором бесконечного круга (геометрия сумеречного мира оставалась непостижимой даже для обитавших здесь существ), лабиринтом с неограниченным количеством входов и выходов; кроме того, беглец отыскал в нем пятерых союзников. Союзники оказались весьма уязвимыми, а продолжительность их жизни – до смешного малой, но это было лучше, чем ничего. Беглец безуспешно пытался связаться с тремя из них.

Двоих, наиболее восприимчивых, он приберегал на самый крайний случай.

То, что все пятеро находились в одном секторе, означало, что их разделяет небольшое расстояние и по другую сторону снов. Но герцог был сильным и изощренным врагом. Теперь союзников осталось только трое. Те, которым пришлось умереть, похоже, не догадывались о причине своих несчастий вплоть до самого конца…

Беглец продолжал странствовать с теплым течением. Его энергия не была пассивной. Он искал Календарь Снов – источник волшебства, место покоя, ключ к миллиону убежищ, причину жизни и причину смерти. Герцог опережал его и, скорее всего, уже завладел большей частью Календаря. Это не пугало беглеца. Его вообще ничего не пугало. Страх могли внушить только иллюзии, а у него не было иллюзий. Тонкая завеса н одну триллионную долю секунды постоянно отделяла его от небытия.

Это означало, что только герцог понимал существование лучше своей жертвы.

Восьмилетний Саша Киреев был отгорожен от мира тройной стеной своей глухоты, немоты и слепоты. В трехлетнем возрасте он вместе со своими родителями попал в автомобильную аварию. Тяжелый грузовик врезался сзади в стоявшую легковую машину. Отец и мать, сидевшие впереди, отделались переломами конечностей и порезами на лицах, а для Саши, спавшего на заднем сидении, сильный удар головой оказался роковым.

О времени до аварии у него не осталось воспоминаний. Поэтому обо всем внешнем он имел самое приблизительное представление. Окружающая обстановка, с точки зрения обыкновенного человека, была знакома ему не лучше, чем венерианский ландшафт – незрячему младенцу. Такими же непривычными и непонятными казались ему люди, их действия, мотивы, чувства и проявления этих чувств.

Только родители были чуть ближе остальных – странные, бесформенные существа, пахнувшие по-особенному и касавшиеся его своими руками. Они пытались рассказать ему о мире, и их отношение к нему было пронизано бесконечными жалостью и состраданием, но они не могли предположить, что ребенок не нуждается в их дурацком просвещении.

У него был дар путешествовать внутри тесной темной коробочки черепа, продырявленного сверлом нейрохирурга, исследовать незапятнанную душу, пребывавшую практически в полной изоляции от цивилизации и навязываемых ею стереотипов. Скитаясь во снах и видениях, не имевших ничего общего со зрением, он неосознанно и без всякого восторга посещал пространства, на достижение которых некоторые мистики тратили половину своей жизни, а то и всю жизнь. Он знал все самые жуткие и самые светлые области своего подсознания, но не сумел бы сказать об этом и двух слов.

За четыре года, прошедших после злополучной аварии, в нем выработалась потрясающая чувствительность к постороннему присутствию. Он имел совершенно точные сведения о наличии живых существ в радиусе пятидесяти метров от своей головы. Ночью он мог различить кошку, крадущуюся в подвале соседнего дома, хотя не представлял себе ее настоящего облика.

В зависимости от фазы Луны его чувствительность испытывала приливы и отливы, но никогда не оставляла его наедине с самим собой. Стены были для него прозрачны, а воздух – мертв и черен, как межзвездная пустота. Он знал, кого следует бояться по-настоящему, кто остается нейтральным, а кого можно использовать, двигаясь в сновидении совместно. Еще он абсолютно точно знал, что в решающий момент ему никто не поможет…

Таким образом, восьмилетний человеческий ребенок, которому пытались навязать азбуку Брайля и сознание собственной ущербности, возможно, был самым странным и самым свободным существом в двухмиллионном городе. Только возраст и отсутствие обратной связи с миром взрослых спасали его от отдельной палаты в психушке и от мозговых вивисекторов в белых халатах.

Саша сидел в кресле у окна и вдыхал запахи ранней весны. Для него весна означала нечто другое, чем для большинства людей. Он ощущал зарождение жизни по ту сторону природы. Родители ушли куда-то; он был один в квартире, хотя и знал, где находится сейчас каждый из соседей.

Вдруг он вздрогнул и сжал кулачками бритую голову. Он почувствовал близость врага – настоящего, жуткого врага, твари из хорошо знакомого ему мира, пришедшего в этот мир, чтобы охотиться и убивать. Того, о ком шептали призраки на перекрестках сновидений…

Герцог со своими слугами проехал мимо дома в металлическом экипаже, почти таком же, который стал причиной Сашиной изоляции. Значит, у них в этом городе были союзники, и кто-то впустил их в свои сны.

«Герцог искал кого-то еще, но не меня…» У него пересохло в горле. Саша испытывал боль от этой внезапной кратковременной близости, резь в слепых глазах, рябь на поверхности никому не видимого зеркала.