Екатерина Бакулина - Там, где большая вода [СИ]

Вода. Черная бездонная глубина. Тихая, спокойная. Легкие водомерки бегут, чуть касаясь этой бездны лапками. Солнце встает за лесом, сонно пробирается сквозь ивовые ветви, розовым подкрашивая небеса на востоке. Красиво… Пахнет утренним туманом и влажным деревом.

Мой любимый сидит на краю плота, свесив ноги в воду, уперев ладони в бревна, чуть навалившись, ссутулившись. Плечи напряжены. На худой спине резко выступает позвоночник и лопатки.

Я подхожу. Бревна холодные, еще не просохшие от ночной росы.

Мой любимый не слышит или не хочет слышать. Не оборачивается.

Я молча сажусь рядом и так же молча касаюсь его руки. Он вздрагивает.

— Как ты? — спрашиваю осторожно.

Он качает головой.

— Просто чудо, что ты остался жив.

Он поворачивается, его глаза серые, словно грозовые тучи. Близко-близко.

— Я все равно найду выход, — говорит он, голос сталью звенит в утренней тишине.

— Разве тебе так плохо здесь?

Он собирается ответить сразу, но не решается, поджимает губы, долго, испытывающе, глядит на меня. Потом вздыхает, я чувствую его дыхание.

— Плохо, — говорит он наконец. — Ты же все понимаешь, Мита. Дело не в тебе. Я должен вернуться домой.

Если мой любимый уйдет, я снова останусь одна.

— Отсюда нельзя уйти, — говорю твердо.

— Можно, — говорит он. — Я уверен.

— А как же я?

— Мита… — он набирает воздуха в грудь. — Милая… — говорит тихо, — ты очень нравишься мне, ты такая… но, Мита, пойми, я не могу здесь…

Я нравлюсь ему. Просто нравлюсь. Слезы набухают, срываются, катятся по щекам, опустошая сердце. Вода в моих глазах.

Он тянется ко мне, обнимает, прижимает к себе крепко-крепко, ловит соленую воду губами.

— Мита, — говорит мой любимый, — ну, что ты. Не плачь… Мита… Ну… Я должен найти выход, обязательно. Мита, пойдем со мной!

— Я не могу.

Не могу. Нельзя. Как ему объяснить?

Впервые мы встретились чуть больше месяца назад, на закате.

Он сидел на берегу, среди ивовых корней и желтеньких звездочек калужницы. У самой воды. Увидев мою лодку, он обрадовался, привстал, помахал рукой.

— Добрый вечер! Я, кажется, заблудился. Вы не подскажите, как выйти в Никольскому?

Он улыбался. Легко и искренне. У него было белое, едва тронутое майским солнцем лицо с россыпью веснушек, коротко стриженные волосы, зеленая камуфляжная футболка и джинсы. Он был именно таким, каким я видела его в своих снах.

— Здесь нет ни одного поселка рядом, совсем ничего, только лес, — сказала я. — Наверно, ты очень долго шел?

— Порядочно. Мне казалось, я хорошо ориентируюсь в лесу, а тут заблудился. И телефон сдох.

Он виновато развел руками.

Его глаза улыбались тоже, неожиданное приключение забавляло его.

— Сейчас поздно, — сказала я, — может быть ты переночуешь у меня, а завтра подумаем, как найти дорогу…

— Ладно, — легко согласился он. — А где твой дом?

— Вон там, — я показала в сторону озера. — Видишь огни?

— У тебя дом прямо на воде?

— Да.

Моя лодка ткнулась носом в берег, я подала ему руку.

Это был самый счастливый вечер в моей жизни. А за ним самая счастливая ночь.

Мы ужинали в моей хижине, ели жаренную рыбу, потом пили травяной чай, он рассказывал о себе: как живет и чем занимается. Я слушала. Тихо сидела рядом. Было хорошо. Я слушала его голос, чувствовала его тепло, его запах — чужой, человеческий, волнующий. Я так хотела протянуть руку, прикоснуться, но не решалась. Я так долго была одна. Колотилось сердце. Впрочем, ночь все расставила по местам. Мы занимались любовью под открытым небом, под полной луной…

Утром я проснулась в его объятьях. Так и лежала, боясь пошевелиться, разбудить, одним неловким движением спугнуть свое счастье. Тепло и уютно.

Он проснулся лишь ближе к полудню. И так никуда не ушел. Весь день мы провели в постели.

— Мне так хорошо с тобой, — повторяла я.

Он улыбался, обнимал меня. Мне казалось, ему хорошо тоже.

Мы болтали… Его звали Олег, правда я почти никогда не называла его по имени. Мой любимый.

— Давно ты здесь живешь? — спрашивал он, гладя мои волосы.

— Давно. Всю жизнь.

— Одна? Не может быть, чтобы не было еще кого-то…

— Одна.

Чего тут странного, я так привыкла и… даже не знаю…

— Не скучно? Мне кажется, девушке очень сложно так жить.

Я только пожала плечами. Что тут скажешь? Да и зачем сейчас говорить обо мне. Зачем он спрашивает? Пусть лучше сам что-то расскажет, мне очень интересно, и так приятно слушать его голос.

— Хорошо, — согласился он.

Потом долго лежал на спине, глядя в небо, и говорил. Мой любимый прекрасный рассказчик и у него такая интересная жизнь.

Он решил уйти следующим утром. Ну, в самом деле, не мог же остаться навсегда. Я не пыталась отговаривать, не пыталась доказать, что это невозможно. Да и сама точно не знала, вдруг у него получится. Он уйдет. Я даже почти убедила себя, что смогу его отпустить. А он, возможно, будет меня навещать. Почти убедила…

— А ты не хочешь пойти со мной? — спросил он.

— Нет. Я не могу.

Он не настаивал.

Я отвезла его в лодке. Он подвернул джинсы до колен, спрыгнул в воду у берега, вышел, потом аккуратно вытер ноги, надел кроссовки. Он даже не сомневался… Помахал мне рукой.

— Ну, прощай!

Я помахала тоже и долго смотрела ему вслед. Пусть уходит.

Даже не думала, что будет так тяжело. Я пыталась отпустить, забыть, но не могла. Легла на дно лодки, глядя в небо… Я плакала… не хотела плакать, но иначе не могла. Что тут поделаешь? Он должен уйти, а я должна остаться…

Я ведь все понимала…

Вечером он ждал меня на берегу.

— Привет, Мита! — он весело махал мне рукой. — Я что-то так и не понял, куда идти. Бродил, бродил весь день, а к вечеру снова вышел сюда. Судьба, наверное.

— Наверное, — согласилась я.

Он уходил и уходил снова, и каждый раз возвращался. Раз за разом. Сначала он смеялся над своими неудачами, потом потихоньку начал злиться и нервничать.

— Я не понимаю, — говорил он.

Мне становилось его жаль. Но что я могла… Даже сказать не решалась.

Он уходил и возвращался снова.

— Это чертовщина какая-то! Невозможно! — говорит он. — Я словно бьюсь лбом о каменную стену. Я иду прямо, не сворачивая, слежу, чтоб солнце всегда оставалось за спиной. И возвращаюсь сюда. Этого не может быть.

— Отсюда нельзя уйти, — признаюсь я. — Это такое место…

Он даже не удивляется.

— Поэтому ты живешь здесь?

Я только криво улыбаюсь в ответ, он понимает как «да».

Мы сидим и долго-долго говорим, почти до утра.

Он остается почти на неделю, не пытается никуда уходить. Сначала мне становится радостно: он со мной! Разве может быть что-то важнее! Потом… Он меняется на глазах. Становится молчаливым, угрюмым, замкнутым. Его начинает мутить от рыбы, от зеленого чая, но других угощений у меня нет, откуда… Иногда он сам приносит из леса ягоды, но для охоты нужно ружье… Он мучается здесь, не находя себе места.