Екатерина Бакулина - Догони меня, если осмелишься [СИ]

Все так же безумно стесняясь, сжавшись в комок, прижав руки к груди. Как только она перебирается через ручей, осторожно перескакивая с камня на камень, долго высматривая куда поставить тонкую ножку… с места срывается Ивэн. Кажется, он бы мог нагнать ее в три прыжка, но за ручьем замедляет бег. Все знают — догнать еще в поле не хорошо. Они почти идут — Анька впереди, он за ней. На границе, в прозрачных зарослях ракиты он протягивает руку и легко касается ее плеча. Анька останавливается, поворачивается, и прижимается к его груди. Ивэн заботливо укрывает ее плащом. Потом, взявшись за руки, они у ходят в лес, у них теперь весь день и вся ночь до утра, по праву.

Зависть больно колет сердце.

И тут… случайно! мой взгляд касается Данки. И снова обжигает огнем. Она глядит на меня так насмешливо… и вместе с тем удивленно, с интересом. Или мне кажется? Она ведь никогда не замечала, меня словно не было вовсе, а тут вдруг… Просто не ожидала такой дерзости? Как я мог покуситься на нее?

Следующей бежит Леська. Она срывается с места и летит, сломя голову, в один прыжок перемахнув узкий ручей, даже не заметив преграды. Ее тоже выбрали, не я, так другие… Леська — диво как хороша.

Потом Данка. Быстрой птицей, лучом солнца сверкнув… А мы с Ярушем за ней. Ну, куда мне! Яруш бежит легко, едва касаясь земли, кажется, тяжелый костюм совсем не мешают ему. Он скачет через ручей куда раньше меня. А Данка уже скрылась в кустах. Я знаю, что мне не догнать, я с самого начала знал. Но не назвать ее имя значило бы… нет, я бы просто не смог. И пусть все смеются, пусть Леська приходит ко мне ночью с острым ножом. Мне плевать. Иначе я не мог. Пытался, но не мог. До последнего надеялся обмануть себя…

Я добежал до самого конца, до Волчьего Мыса, взмокнув, на трясущихся ногах, честно стараясь бежать изо всех сил. Ни Данки, ни Яруша здесь нет. Либо он догнал ее и они ушли, либо…

Тонкая ниточка надежды, никчемной… тонкая ниточка еще не оборвалась.

Я сажусь на землю, закрыв руками лицо. Здесь можно, здесь меня не увидит никто…

В деревню иди страшно. Если Данка там — значит у меня есть еще год. Целый год пустых надежд и таких же пустых бессонных ночей… но он у меня есть. Если Данка не вернулась… Мне даже не хочется думать о том, что будет тогда. И как я буду после этого жить.

Тяжело поднявшись на ноги, иду прочь.

На пол пути, в траве, за кустами орешника я слышу… и сердце обрывается снова. Данка? Я не вижу их, но слышу неровное дыхание, шорох смятой травы, тихие сладкие стоны… Я стою, не в силах пошевелиться, вздохнуть, не в силах уйти. Данка? Я почти до конца верю, что это она. Я почти…

— Стася…. какая ты красивая, Стася!

Этот хриплый шепот возвращает меня к жизни. Она в ответ звонко смеется, отвечает что-то, я не слышу… Стаська!

Как добрался до деревни, я помню плохо, перед глазами все темно, в ушах звенит тот смех.

Данка сидит на пороге своего дома… Легкомысленное желтое платьице с тонким пояском, в волосы по-девичьи, вплетены цветы. Яруш не догнал ее. Она здесь.

— Что ж ты не догнал меня? — смеется Данка. — Даже не старался?

Я не могу ей ответить, прячу глаза. И понимаю, что она едва ли не впервые говорит со мной.

За углом, в тени моего дома, ждет Леська. Ее тоже никто не догнал. И в ее руке сверкает нож.

Я останавливаюсь, она подходит ко мне. Молча.

И так же молча, без единого звука, бьет по лицу. Яростно, по-мужски, разбивая губы. Я не могу даже вздрогнуть, словно что-то застыло внутри.

Нож она все еще сжимает левой рукой, правая ладошка покраснела, дрожит… наверно до ломоты в костях. Леська смотрит на нее, кусая от обиды губы. Потом поднимает взгляд на меня. Я молчу.

Она тоже молчит, долго молчит, пытаясь сама найти ответ в моих глазах. Тот ответ, что позволит ей наконец убить… или простить.

— Я убью тебя, — одними губами, почти неслышно, шепчет она.

Я медленно расстегиваю и стаскиваю через голову давно не нужную огнеупорную куртку с тяжелыми пластинами, покорно развожу руки. Убивай. Я уже понимаю, что она не станет этого делать, хотя действительно очень хочет. Мне все равно.

Ее губы дрожат, но она их сразу поджимает. Нож тоже дрожит и падает к ногам.

— Ты ее любишь? — сейчас голос звучит громче, но кажется совершенно чужим, безжизненным, не похожим на прежнюю Леську.

— Да, — говорю я.

Она вздрагивает, дергается и снова резко бьет меня по щеке. И тут же сама вскрикивает от боли. В темных глазах выступают слезы. Очень хочется ей что-то сказать, но слов не найти.

— Как ты мог! — всхлипывает она. Подбородок дрожит, дорожки горячих слез на щеках, от дикой гордой кошки нет и следа.

— Прости. Я обманул… предал тебя. Я сам хотел в это поверить, я старался… Но если бы я там назвал тебя, то обманул бы еще больше.

Кровь с разбитой губы капает мне на рубашку. Я не чувствую этой боли…

Леська поворачивается и уходит. Стиснув зубы, оттерев с глаз слезы, гордо вскинув голову, с прямой спиной.

Вот и все.

А у меня еще год. Целый год до следующей осени, до следующего праздника. Год надежды и год жизни.

Старый патефон играет Марсельезу. Шипит нещадно, я с трудом разбираю слова.

— Не надо… — тихо говорит Данка, пока я натягиваю костюм. — Еще не поздно, выбери другую.

Я мотаю головой.

— Не могу.

Криворукий грозно шикает, разговаривать сейчас не положено.

Целый год я старался завоевать ее сердце, что только не делал, что только не говорил, какие только подарки не дарил. Но не вышло. Сначала в ее словах я слышал лишь усмешку, потом сожаление и даже жалость, потом раздражение. Она не позволит себя догнать. Она не смотрит ни на кого, ей никто не нужен. Яруш плюнул, сегодня он назовет другую, и будет счастлив.

А я не могу.

У Ивэна и Аньки родился мальчик, и полугода со свадьбы не прошло. На все косые взгляды они лишь улыбаются и пожимают плечами — да, так не положено, но какое это имеет значение?

Леська тоже недолго оставалась одна, девка она красивая, вон, одна грудь чего стоит…

— Тебе ее не догнать, — тихо говорит Криворукий.

Я лишь фыркаю в ответ. Ну и что? Свой выбор я сделал уже давно.

— Назовите имя! — торжественно объявляет вождь.

— Данка! — кричу я.

Старый патефон шипит что-то неразборчиво, Марсельезу наверное, что же еще… выбор у нас не большой.

Сегодня я это сделаю! Обязательно сделаю.

В этом году я больше не тратил времени на всякие глупости, не пытался ей понравится — что толку. Весь этот год я бегал. Каждый день, а точнее даже каждую ночь. Кое-как удалось уговорить Криворукого одолжить мне защитный костюм, чтобы привыкнуть к нагрузке. Первое время все тело болело, утром встать не мог… потом привык. Бегал от дома до оврага, вокруг деревни, до дома Криворукого, что в стороне у леса, по лесу до самого Волчьего Мыса… Потом и этого мне показалось мало, стал вешать на спину мешок с камнями, докладывать все больше и больше.

Читать дальше