Себастьян Кастелл - Чёрная Тень

Я больше ничего не смог от нее добиться ни про магическую чуму, ни про то, почему аргоси так из-за нее волнуются. Рози бросила на меня один-единственный взгляд, и я понял, что она тоже не собирается меня просвещать.

Сенейра вроде чувствовала себя лучше, чем ночью, хотя и не говорила о том, что случилось. Между нами установилось что-то вроде вежливой дистанции, и это было странно после того, как мы несколько часов держались за руки, пока она сражалась со своими приступами. Но я осознал, что человек живет с Черной Тенью, притворяясь, что ее нет, только до тех пор, пока выбора не остается. Боль была сильной, но, как и говорила Сенейра, именно от голосов — а у меня от видений — чувствуешь себя больным даже тогда, когда боль уже прошла.

Но Сенейра не хотела говорить о своей болезни, она рвалась прочитать мне лекцию про Семь Песков.

— Дароменская империя проложила эту дорогу через пустыню примерно двести лет назад, — объяснила она. — Не потому, что она хотела подчинить себе приграничье — просто удобства ради, если вдруг придется воевать с кем-то по другую сторону пустыни.

— А почему они просто не присоединили Семь Песков к своей империи? — спросил я.

— Потому что им было лень, — отвечала она и широко раскинула руки. — Зачем взваливать на себя ответственность за управление страной, когда можно просто манипулировать, преследуя свои цели?

— Вот уж не думал, что приграничье — это страна, — сказал я.

Это была ошибка. Даже Рейчис принюхался и сказал:

— По-моему, Келлен, ты ее взбесил.

— Семь Песков — это страна, — настаивала Сенейра. — Если могучие государства держат ее за ничейную землю, чтобы не сражаться за нее друг с другом, это еще не значит, что мы — не нация.

Рози подъехала поближе ко мне.

— Дароменские генералы, визири Берабеска, верховные маги клана джен-теп хотят, чтобы Семь Песков так и оставались без управления, — объяснила она. — Когда их разделяет наша земля, им проще сохранять мир между собой, а пока Семь Песков по их милости остаются слабыми, они никому не угрожают.

— И это не единственная причина, — сердито добавила Сенейра. — Берабеск использует наших жителей как посредников в торговле с дароменами и джен-теп, чтобы не иметь дело с «неверными», которых они поклялись уничтожить. Дароменские аристократы нанимают гильдии шахтеров, чтобы добывать золото, серебро и железо в горах и не нести никакой ответственности за людей, которые там живут. Джен-теп… — она посмотрела на меня. — Кто знает, что нужно твоему народу, Келлен, но что бы это ни было, гарантирую, что они просто отберут это у нас и ничего не дадут взамен.

Она отъехала вперед, а у меня осталось странное ощущение, что я каким-то образом несу ответственность за дурные дела, происходящие в моей стране, несмотря на то что, за парой исключений, мой народ желал мне смерти. Когда Сенейра оказалась впереди и не могла нас услышать, Рози тихо сказала:

— Я провела с ней много времени и могу сказать, что есть много тем для интересной беседы. Я советую не говорить с ней о Семи Песках.

Кто бы мог подумать.

Когда Сенейра сказала, что учится, я представил себе какое-то захудалое заведение, которое представляется в местечке вроде Семи Песков как маленькое, нищее, с полуграмотными учителями. Я не ожидал увидеть Академию.

Когда я еще учился магии, я слышал краем уха про университет, выросший посреди приграничья. Каждые пару лет представители учебного заведения проезжали через наши земли в поисках учеников, но они мало кого могли найти в семьях моего клана: зачем учиться там, где не преподают магию? Поэтому для меня Телейдос был просто точкой на карте — пока мы не въехали в долину, где вдоль широкой реки простиралась плодородная земля, пока перед моими глазами впервые не предстал небольшой, но красивый город, сверкавший, точно драгоценный камень, посреди песков пустыни.

Города приграничья по большей части представляют собой собрание покосившихся одноэтажных домишек, скучившихся вдоль пыльных грязных улочек с раздолбанными дорогами. Магазины и виллы в Телейдосе были построены из гладкого белого песчаника, отливавшего синевой и бронзой, и возвышались футов на тридцать вдоль проспектов, которые концентрическими кругами опоясывали город. А еще я насчитал восемь бульваров-диаметров, которые вели с окраин в центр города, где с десяток больших зданий, не то дворцов, не то городских судов, стояли, как часовые, вокруг башни, превосходившей высотой все виденные мной здания.

— Академия, — сказала Сенейра с благоговением неофита.

Даже я не мог остаться равнодушным к этому зрелищу.

— Она, наверно, высотой с сотню футов.

Фериус фыркнула.

— Малыш, эта башня почти четыреста футов высотой и почти сто пятьдесят футов шириной.

Четыреста футов.

— Как вообще можно построить здание такой высоты? — удивился я.

— Как и на любой памятник — надо потратить кучу денег. Ты должен был задать другой вопрос — зачем кому-то понадобилось строить такое помпезное здание?

— Ладно. Так зачем?

— Потому что этот человек — глупец, который решил что-то доказать миру. — Фериус снова пустила коня шагом и не заметила гневного взгляда Сенейры.

— Академия — одна из тех грандиозных идей, которые иногда приходят людям в голову, — продолжала Фериус. — Чокнутый тип, который ее основал, спустил свое состояние на то, чтобы подкупить самых известных учителей на континенте и заманить их сюда. Поэтому сюда приезжают самые богатые детишки всех стран. В Даромене, в Гитабрии, даже за морем, в странах Цехади, все знают, что если хочешь вырастить из ребенка большую шишку, отправь его в Академию.

— Вас послушать, так все это выглядит ужасно мелочным, — вставила Сенейра, — но вы не правы. Академия — это не обычная школа, она создавалась с определенной идеей, что люди из разных уголков мира могут учиться вместе, находить что-то общее между собой. Знания и искусство важнее географии. А Берен Трайн — не «чокнутый тип». Он — отважный визионер, который рискнул всем, что у него было, чтобы создать нечто важное, что сделает мир чуточку лучше.

— Ладно, ладно, — сказала Фериус, поднимая руки вверх, — сдаюсь. Затем она выгнула бровь и добавила: — Уж не родственник ли тебе этот «отважный визионер»?

Сенейра была не слишком рада услышать этот вопрос, но честно ответила:

— Он мой отец.

— Погоди, — сказал я, — твоему отцу принадлежит весь город, а ты сбежала? Почему?

— Ничего ему не принадлежит. Он построил Академию, и с годами вокруг нее разросся процветающий город. А почему я сбежала, так это только мое дело, и не суй свой нос туда, куда не следует.

— Когда девочка подхватила Черную Тень, испугалась, что начнется паника и студенты валом повалят из Академии, — объяснила Рози. — И дело всей жизни ее отца рухнет.