Елена Воробьева - Не оставляющий следов: Обретение

– Конечно, крючкотвор, уважаемый Мунх! Он ведь из рода Иса, как, впрочем, и я. Это наш собственный семейный мудрец, мне положено впитывать его мысли с молоком матери.

– Ну, сытости его мысли не добавят, – нахохлился старичок и, с кряхтением разогнув колени, поднялся, – будь Вы хоть трижды Иса. Простите за навязчивость, добрый господин. Я сейчас добуду свою травку и больше не буду беспокоить Вас своим присутствием. Я старый человек. Я глупый человек. Я до сих пор не понял канон Учителя Мина.

Он какое-то время старательно нырял в высокую траву, будто юркая птица, деловито склевывающая жучков. Что-то бормотал под нос, педантично раскладывал по бумажным пакетикам разные корешки. Но вскоре за ним со скрипом закрылась калитка, и я вновь остался наедине со своими вопросами и «Поучениями».

Что-то странное мерещилось в людях, обитающих в квартале Ворон. Каждый раз шел по центральной улице квартала как по лезвию ножа, не решался даже мельком взглянуть на слепые окна домов. Существует ли на самом деле нечто, что прячется за их тяжелыми ставнями, или это плод моего воображения?

Старуха Дэйю часто сидела у ворот своего аккуратного домика, почти затертого массивными соседями. Время от времени водила в воздухе иссохшими руками, что-то шептала под нос на потеху прохожим. Но я откуда-то знал, что пальцы ее плетут вещие сны, стягивая в клубок серые нити с окрестных жилищ. Кивал ей при встрече, и на доли секунд она будто скидывала бремя преклонных годов и превращалась в крутобедрую апсару, жившую в благословенные времена императрицы Ксуеман [5] Апсара – небесная танцовщица, пилот летающей колесницы, переносит погибших воинов на небо. Божественная красотка, воплощение неземной чувственности. Гурия плюс полубогиня минус ислам, слегка сдобренная валькирией. .

Аррава, дочь обнищавшего горшечника, слепила-таки в заброшенной пыльной мастерской оберег для будущей семейной жизни – Малиновую Тетку. Одинокая глупая девочка, кто же возьмет тебя в жены? Отец семейства, разорившийся наследник именитых гончаров, пил горькую. Мать, неопрятная толстая женщина с длинным носом, силой заставила старшего сына просить милостыню. Чтобы не сопротивлялся – отрубила ему ногу. Наскоро слепленная кукла Тетки временами раскалялась докрасна, пульсировала и, казалось, стремительно толстела. Но никто из домочадцев этого так и не приметил.

Подвал дома начальника управы господина Дзиннагона, того спесивого типа в расписном паланкине, затянуло черным липким туманом... издалека чувствовался мерзостный запах. У меня мурашки ползли по спине при взгляде на эти хоромы. Не представляю, почему соседи не били тревогу.

Откуда взялись эти знания? Раньше такой проницательности за собой не замечал. Может быть, всему виной непривычная пища? Или рыбный соус отнюдь не так свеж, как клялась бакалейщица Шая?

Все пятнадцать лет своей жизни я провел в удаленном от шума столичных улиц обширном поместье семьи. В его ограниченном пространстве время текло размеренно и спокойно, уклад организован был гармонично, с безупречным комфортом. Посторонние на территорию не допускались. После ссоры с отцом оказался вне защитных стен родового гнезда, один на один с реальным миром... и существовать в нем пришлось неудобным и странным образом. Особенно, когда у меня появилось собственное сверхьестественное создание.

Кот-в-мешке, настоящая нежить, о которой раньше лишь читал в книжках.

Когда впервые узрел, как по запущенному саду радостно скачет синий мешок с красными кляксами – тот самый, в котором похоронил несчастного кота, – стало совсем тоскливо. Долго сидел перед листом бумаги, время от времени заносил над ним кисточку, вертел в руках, устремлял взгляд в потолок... Начертать ритуальную фразу покаяния: «Досточтимый господин и родитель», – мешало жгучее чувство стыда.

Да, все было плачевно. Моя обитель напоминала приют бродяг-погорельцев, колбаски стояли поперек горла, купание в ручье не обеспечивало привычной чистоты тела, со стиркой не ладилось, обуревали видения... Соседи из квартала Ворон сторонились меня. Шая как-то объяснила, в своем простоватом стиле, что причина этому – отсутствие клановых татуировок.

Я вспомнил один из рассказов отца, которыми он воспитывал меня по субботам: лишенный эмоций голос, длинные пальцы холеных рук...

– В Империи принято татуировать левый висок знаком-символом клана. Чем сложнее символ, тем ниже в иерархии власть предержащих стоит его носитель и тем больше его уважает чернь. Он означает, что человек смог сделать карьеру с низов. Не каждый удостаивается знака высшей семьи, но только к таким и имеет смысл присматриваться. Порядок формирования символа таков: сначала наносится знак биологического рода, затем – клановой профессии, затем – знак высшей семьи, объединяющей кланы. Всего высших семей шесть: Иса – Синий лед , Тулипало – Багровый огонь , Терас – Стальные соколы , Туркис – Мягкое золото , Куккья – Цветы роз , Пиккья – Шипы роз . Именно на них держится империя и власть императора, да благословит его Судьба.

Он поправил и без того безупречно ровную стопку свитков на столе и продолжил:

– Самые высшие и самые низшие исключены из общественной иерархии, им не наносят клановых татуировок вообще. Высшие – потому, что нельзя управлять чем-то, являясь его неотъемлемой частью. Управлять можно только извне. И знание об объекте и процессах, протекающих в нем, нельзя получить, являясь частью этих процессов.

Последнюю фразу не могу понять до сих пор, как, впрочем, смысл половины его речей. А еще до сих пор неясно, почему он перечислил тогда шесть семей, если мы испокон веков отмечали праздник Семи, но задавать вопросы отцу никогда не решался.

– Профессиональными сообществами кланов управляют старые роды. Старым родом признается тот, который сохранял и возвышал себя более тысячи лет. Высшие семьи старых родов маркируют себя лишь родовыми цветами и деталями церемониальных одеяний. Самые низшие тоже исключаются из сословной иерархии, потому что польза для общества от них сомнительна, а вред очевиден. Какой может быть прок от бродяг? Вообще никак не указывают свой клан странствующие философы, колдуны, змеи-оборотни...

И я. Ибо принадлежу к высшей семье рода Иса, возглавляющей кланы чиновников и судейских администраторов, но лишен права носить их родовые цвета. Такова была плата за обретение свободы от обязательств перед семьей. Поэтому в глазах законопослушных обывателей даже алхимик Мунх, со всеми своими татуировками, выглядит нормальным и понятным, а я – нет.

«Нельзя жить с соседями и быть свободным от соседей», – писал Учитель Мин. Кажется, пора признать его мудрость: я превратился в изгоя. Но все равно не смогу приползти на коленях в родительский дом, откуда уходил с таким триумфом.