Елена Асеева - Веремя странствий [СИ]

Обаче хуже усех, от энтих гадов, приходилось Шишкам, зане пиявки притуляясь к тем чертями старались впитьси в их вертлявые носы, также як и волосы Лихо, сглатывая их. Отчаво Шишки громко верещали, пищали, и, вцепившись длинными, костистыми ручонками у тела пиявок тянули тех от собя. Но видючи, шо та борьба не приносить никаких плодов, принимались помогать друг дружке, и хватая топорщившуюся с носа собрата Шишка пиявку за иной конец тащили днесь её на собя. Со сторонки тако действо гляделось до зела потешно. А Шишки осе так растягивая, друг дружку за носы— пиявки громко гамили, дёргали телами и ано, почемуй-то пинались, непременно стараясь заехать свому собрату у грудь, али животь. Опосля ж, кады таки пинки достигали животов Шишков, у те ктось оттягивал гадов от носов, бросали пиявок и вскую начинали мутузить кулаками шабера по голове. Прошло совсем немножечко время як разгорячённые Шишки стали колотить подсигивающих рядышком Хохликов, тех… маненьких, кыи по виду напоминали трехлетних деток, оные пытались оторвать пиявок от своих жёстких и проглоченных хохолков. И аки токмо Шишки накинулись с кулаками на масеньких Хохликов, таку обиду не пожелали стерпеть Хохлики старчие, да взяли под защиту своих робяток, принявшись лупасить Шишков у ответ. Сей же миг за Шишков вступились Хитники, а Мерики почемуй-то встали на сторону Хохликов. Миновало ащё како-то времечко и среди нежити разгорелась не шуточная сеча, у каковой Мерики начали вырывать руки, ноги да главы Хитникам, а те, в свой черёд, не жалеючи теребили Хохликов, и не токась больших, но и малых. Таская старших за хохолки, а младших топча толстыми бочонками ног, да пристукивая, свёрху, висячими и верно тяжёлыми животами. У скоросте по всему околотку, окружающему голубизной воды полянку и путников на ней, закипела жарка брань. Воинство Лихо билось тяперича словно не на жизть, а на смерть, промеж того Ичетик довольно перьпрыгивая с воблака на облачко швырял в ту глупу, вредну и злобну нежить ватаги пиявок, кои внедрялись под волочившиеся пузяки Хитников, обвивая и сдавливая их, да в жёлудёвые наросты Мериков. Токмо благоразумные Упыри узрев ту неприятну колотушку, в коей гады вызвали побоище промеж подручных Лихо, упрятались у водицу, а чуток вопосля и вовсе, на тихую… так, абы никто не приметил, поплостунски, стали расползатьси у разны стороны от дубасющих друг дружку чертей. А нежить вже входила в неистовство. Хитники хватали Хохликов за их коротки ручонки, аль хвосты выходящие из боков туловища, кидали на оземь при ентом шибко и громко ударяя телами об неё, а засим утаптывали ножищами у мхи, сбрасывали и топили у водице або прыгая сверху на их головёшки, жаждали, по-видимому, у сице растоптать.

Костлявые с помятыми головами Мерики вступившиеся за Хохликов, также без какой-нить жалости топили, пинали Шишков, и те будучи малогу росточку, в ответ лишь обхватывали, оплетая ручонками ноги большенькой нежити, так называемой мёртвой хваткой, да утаскивали тех за собой в окошки с водой. Лихо же занятые стаскивание со своих волосьев пиявок, по-началу ано не видали, чавось происходить с их воинством. А кадысь напоследях, сице и не избавившись от гадов, они узрели энту драчливу мешанину, и смекнули, шо пособники чё то не поделили между собой, абие торопливо похватав, оброненные на мхи, жерди, принялись наносить их вубратными, заострёнными концами колки удары у тела нежити, пытаясь привесть тех уразумение. Но кудый там, ден можно разогнать аль привесть у чувства енту дремучу нежить, разгорячённую обидой, злобой да болью. Ужесь они и не слыхивали увещеваний своих предводителей, не вощущали ударов ихних жердей. Черти, судя по сему, мечтали лишь об одном… отмстить энтим вредным соперникам, да пошибче, посильней наподдать аль вутопить.

— Тык…тык…тык их! — радостно науськивал Ичетик, и евойный низкий глас перьходил у громкий грай. Дух, перьпрыгивая с облачка на воблако, подзадоривал дерущуюся нежить и насылал на них новых, мгновенно вырастающих пиявок. Ужотко сувсем було непонятным отчего энти чёрные, склизкие гады так быстро растут у длину, едва долетая до нежити. Обаче ащё паче непонятным становилось у то, почему вони удлиняютси и толстеють сидючи сверху на чертях. Ведь як понимали странники, не могёть пиявка сосать кровь с нежити, занеже у той юшки и не було отродясь. Одначе гады чёй-то явно высасывали из чертей, и от эвонтого деяния росли у длину, ширшину, наливаясь и вовсе густой чорнотой, с синеватым отливом. Борилка и воины, кыи вопустив мечи, глядели на разгоревшиеся беснования нежити, чуть слышно посмеиваясь. Ищё б не смеятьси, при виде таких уморительных действ каки осуществляли черти: тягая и мотыляя друг дружку за сяки части тел, прыгая по вупавшим, отрывая руки, ноги, хвосты иль наросты. Особлива потешно зрелись у те самы пиявки, превращающиеся, прям на глазах, у толстые, длинны столбики, токась подвижные, которые клонили нежить управо аль улево, валили с ног, а несчастных Шишков и ваще сглатывали. И коли, сперва, пиявки поглощали водни носы у масеньких чертей то постепенно перьползая, да раскрывая широко свои рты, втягивали головы, плечи Шишков, а посем и полностью туловище, оставляя наружи, лишь, слегка, выглядывающие, словно без пяток стопы. У такие здоровенны столбики Мерики и Хитники, оных пиявкам не удавалось проглатывать, сталкивали у водицу, и тагдысь гады резво выплёвывали из собе ту малешенькую нежить, дюже широченно разеваючи уста. Шишки, вылетая из ртов пиявок, суетливо махали ручищами, и ножищами, и вельми противно корча морды, устремлялись у болотны просторы, зычно плюхаясь идей-то далече о водицу и замирали, судя по сему, также ак и Упыри, опосля разумно улепётывая прочь от той свары. Обаче оттавось неистовства, у каковое вошли черти, зане вони есть смутители, и, живя у Бел Свете, служать усяким злобным силам: демонам, дасуням, являясь ихнями помощниками…стала нежить обращатьси у зверей. Верно намереваясь, у тем самым, посбрасывать с собе пиявок, а може лишь засим, абы непременно одолеть соперников, али просто ужось ничагошеньки не соображаючи. По первому овый из Мериков превратилси у собаку, таку чернющую, с долгими ногами, короткой шерстью да стоячими, высокими ушами. Мерик враз впал на корачки, и тряхнул своим телом, и абие евойны ноги и руки удлинились, обернулись у лапы, туловище ж наопак будто скукожилось… Да сице оно убавилось, шо мигом усе наросты торчащие на головёшке попадали на оземь, сама ж вона ащё сильней вытянулась уперёдь, и вроде як поровнела. Неприятно кривоватое лико, стало казать морду с огромной пастью, которая раскрывшись, явила два ряда белых, мощных зубов, да ярко-красный язык. И сие мгновеньеце у тот Мерик— собачина вцепилси зубищами у пузо Хитника, кый разгорячённый тем, шо топил ножищей в водице взрослого Хохлика, без задержу отпустил свову жертву и пронзительно завизжал. Заметив у то превращение, стоящий недалече и колотящий кулаками, другой Хитник, в спину иного Мерика, вскрикнул до зела обидчиво и сёрдито. Вон бойко впал на мхи, крутнулси округ себя, стряхнув с тела ряску и тину и обратилси у чёрну свинью. Ужось не в вепря дикого, мощного да ярого, а у толсту, иль правильней гутарить, жирну свиняку. С выпученной впредь чёрной мордой оканчивающейся коловидным пятачком, с жёсткой, короткой шёрсткой, висячим почитай до долу пузякой, четырьмя ножищами стопы, коих заканчивались копытами. Резво заострившиеся уши образовали на кончиках длинные мочалы волосни. И даже сзади у свиньи вырос хвост, вон подалси уначале вверх долгой плёткой, а посем свернулси у колечко. И тот же сиг Хитник— свинья напал на Мерика-собаку, намереваясь ово ль своим пятаком, ово ли лбом, на оном находилось несколько крупных выростов, чем-то напоминающих клыки диких кабанов, но ужесь точно не доросших до положенного росточку, подпихнуть енту собачатину у сраку… идесь почемуй-то у Мерика не вырос хвост.