Елена Асеева - Сеча за Бел Свет [СИ]

— Эвонто жук каковой, — негромко отметил Сом, да чуть слышно загреготал.

Борилка оглянулси и узрев аки укуталси в евойный охабень шишуга, вцепившись у вечь руками, да прижавши ко себе, чё отрывать, по-видимому, було бесполезно, а можеть даже и опасно, для такой нужной у стёженьке одёжи, задорно, поддерживаючи воина, засмеялси. Токась смех мальчонки зазвучал не дюже громко, а так приглушённо, абы не пробудить усё ащё почивающих соотчичей, расположившихся окрестъ одного ужесь затухающего костерка.

— А чаво, дядька Сом, можете мене сходють за теми кустиками на бережину речки? — кивнув на угли костра, по оным еле заметно приплясывали рдяные, горящие капли огня, вопросил отрок и медленно обошёл шишугу, который скумекав, шо охабень не отберуть, расслабилси и спустив с губы одёжу униз, довольно засопел.

— Неть, не надоть, — прогутарил Сом и протянувши уперёдь ногу, носком сапога ковырнул угли, и те тихонько зашипев, выпустили из собе кумачовы искорки увыспрь. — Невдолге и так усем подыматьси… Оно тогды робятки сходють, нарубять, а ты б луче подремал. Аль садись обок покалякаем о том… о сём.

Борила наново пошевелил плечьми, раздумываючи у чё тако деять, да меже тем обозреваючи удивительну землю лежащу вкруг него. Прямо пред ним, находилси пригорок, эвоно был таковой длинный бугор, чем-то схожий с крепостной стеной, шо окружали грады бероские. И мальчугану сице пожелалось взбежать на него, впасть у густу, зелёну, мягку травоньку и насладитьси восходом красна солнышка… Да взлететь тудыличи не в сапогах, у которых нынче изо дня в день хаживали, из ночи у ночь почивали. А утак босиком, як ходил вон у своей деревеньке Купяны раскинувшейся на реченьке Суж, с раннего утречка до поздней ноченьки, с вясны по овсень.

И немедля мальчик присел на примяту травку подле Сома, торопливо скинул с ног сапоги, снял плотно обёрнутые суконки, да сложив у одно местечко, подвярнувши штанины до колена, также резво поднялси. Вон опёрси стопами о желды, ласковенько, правым большим пальчиком, огладил залащенный, тонешенький отросточек, выглянувший с под евойных зелёных собратьев и широко просиял, вощутив теплоту живого создания когды-то сварганенного самим Сварогом. Отрок сделал пару шажочков уперёдь, на морг замерев на месте, почуяв тепло идущее и от Мать-Сыра-Земли Богини усего живого, и от самой ейной детоньки, травиночки. А засим торопливо возвернулси к тому месту иде почивал, отчавось беспокойно закряхтел Гуша, спужавшийся чё чичас отберуть охабень. Токмо Борила не тронул охабень, вон склонилси над своей котомкой, и, развязав снурки, распахнул её поширше. Тихонечко приветствуя мальчугана, запыхтел из киндяка Ёж, застрекотал ванов червячок дар Кострубоньки.

Бережно приподняв Ёжа, малец левой рукой нащупал у самом низу котомки кугиклы, да скоренько достав их отнуду, крепенько сжал… Сжал васнь страшась их обронить, або потерять связь с родными просторами бероских земель, столь далёких и таких любых, кые будуть безлетно обитать у энтом вунструменте, кады-то варганенным из простой тонкой куги. Прикрыв котомочку, мальчишечка разогнул спину и глянул в улыбающееся лицо Сома, неотрывно следящего за евойным движением. И расплывшись вулыбкой в ответь, прытко побёг, тудыкась… увысь на пригорок.

Землица, прикрытая густыми травами, оные почитай достигали колен отрока, нежно прикасалась к босым плюснам, она ласкала его кожу и по-матерински одаривала прохладными лобызаниями. Борилка, точно кака птиченька, взлетел на тот бугорок и остановилси на егось покатой макушке. У там у дали… в предрассветной тусклости утра он узрел усё таки ж низки взгорья, у окоёма оканчивающиеся тёмными, выпирающими из оземи пежинами сливающимися с серо-златым небушком.

Лёгенький ветерок, эвонто, по-видимому, Всточный пролетел сувсем близёхонько и коснулси своим одеянием лица мальчика, подкинув уверх его длинны светло-пошеничные волосья, обдав свежим дыханием землицы и осыпав, околот него, в травы прозрачны росинки. Энти капельки попадав у смарагдовые растеньица у миг утопли в них, омыв своей чистотой их благолепные глади тел. Токмо не усе росинки стекли по долгим тоненьким травам, овые из них зацепилися за края и повисли, заблистав светозарными, златыми боками в каковых отражались выходящие на небосвод солнечны лучи. Мальчишечка зачурованно глазел уперёдь, таче перьводил взор и сотрел на пригорки, шо соседничали с тем на котором он стоял. Дивная сторонушка, чистая и светлая лёжала сторонь ним, справа перькатывая воды струилась речушка. То громко, то тихо она перькидывала водицу, ударяя ейной капелью по ровности каменьев, пела песню вольную и счастливую, и чудилось Бориле у том распеве приветствовала вона подымающегося у поднебесье Асура Ра и его созидающий солнечный воз.

Долзе так стоял мальчуган можеть приглядываясь, прислушиваясь к энтому краю, а може просто любуясь им. Вон глубоко вдыхал насыщенный прохладой бодрящий воздух, наслаждаясь тишиной нарушаемой инде лишь протяжным, сонным окриком совки, оная издалече тихонько посвистывала: «Сплю… ю… ю! Сплю… ю… ю!», словно посмеиваясь над мальцом. Сплюшка, тюкалка, зорька так величала ту малу совушку беросы. Занеже как часточка на «сплю» откликалась тюкалка раскатистым «тю… ю… ю». Занеже как и на утренних зорях, и опосля восхода красна солнышка посвистывала зорька, приветствуя зачинающийся день.

Штаны Борилки у там идеже он их подвертал намокли, а права штанина и вовсе от бегу, развертавшись, спустилася к долу. Мальчик медленно приложил к губам грани кугиклы и несильно дунул у дырочки. И враз по землице… эвонтой… вроде як и чужой, не родной тому простому, бероскому отроку, и усё ж единой, кликаемой одним обьчим именем Бел Свет прокатилися знакомы напевы его далёких предков, в жилах каковых сочилась, васнь по узбоям, юшка воинов, кровь самого быкоподобного Асура Индры.

Неторопливо выводил Борюша родные с малолетства напевы, и перьплеталася у них упавость бероской земли и любовь, грусть и тоска по сродникам, свет кый нёс он в своей детской да ужотко точно повзрослевшей душе. И улетала та погудка тудыличи, у приволье, к тем самым тёмным пежинам, шо доколе виделись тока отроку и напоминали то ли горы, то ли град.

Тишь наступила вкруг тех мест, смолкла не тока сова-зорька, казалася стихла, да понесла бесшумно свои воды, реченька пужаясь нарушить возникшу благодать.

И тадыкась нежданно лба мальца коснулись тёплы лучи льющиеся от воза Ра… Сияющие, златые полосы дотянулись до зелёных с карими брызгами очей. И Борилка усмотрел выходящих с под тёмных пятен взгорей, раскинувшихся впреди, волов тянувших восхитительно пылающий солнечным светом воз со стоящим на нём Богом Ра. Асур возвышалси на златом возу и в упор глядел на мальчонку. На евойном лучисто-золотом лице, полыхающем на вроде огня, увидал мальчик махунечьки, белы капельки васнь вспыхивающих искорок, которые проносилися у разных направлениях. Златые кудри Ра струились за ним по глади неба, а долги вусы и брада, ово ли от бойкого ветра, ово ли оттого, шо Бог торопилси, зацепившись за одеяние, висели днесь на евойном плече. Унезапно Ра чуть-чуть приоткрыл уста и выдохнул отнуду изогнуту, семицветну радугу, каковая будто лесенка пролегла от рта Асура да резко вдарилась своей светозарностью у глаза отрока. И немедля Борила услыхал слова… да не просто слова, а разгадку… имя того меча Индры, которое сице и не смог припомнить як не старалси.