Анна Алмазная - С приветом [СИ]

Его и к «собачкам»? Дима не удержал предательскую дрожь. Но ведь… ведь все это уже было. Было! Но с другими персонажами и в другом сюжете!

— А пусть будет к собачкам, — махнул рукой Ангел. — Девку я уже проработал, а мужик совсем никчемный.

— Вы не понимаете! — метнулась к решетке тонкая фигура в синем, помятом пальтишке. — Нельзя его, слышите, нельзя! Он создатель!

Она вся дрожала, прижимаясь всем телом к решетке. Будто хотела защитить что-то очень дорогое, даже бесценное. Дима вздрогнул. Его? Она защищает его? Создателя? Неужели это действительно она, и все это правда? И все же, кто больше сошел с ума? Он. Или весь мир вокруг?

— Создатель? — криво усмехнулся Ангел. — Что за бред!

Белокурый мальчишка тоже сомневался. А Дима постепенно начинал верить. И понимать, что все это вовсе не бред, а какая-то странная, но все же реальность.

— Но вы убили меня, — продолжала настаивать дурочка, доказывая свою наивную, искреннюю правоту и Ангелу, и Диме, и, наверное, себе. — Помните? Помните, то стихотворение…

— Фет, — ответил даже не Ангел, а Дима. Только никто на него не обратил внимания. Может, просто не услышали?

— Помните, что я тогда пожелала?

— Ты бредишь от страха, — еще раз усмехнулся Ангел. — Бывает.

Ангел не поверил. А Дима — да. И теперь настала его очередь переубеждать. Не этого мальчишку с белокурыми волосами, ни мгновенно притихшую девчонку, а себя самого.

— А, может, и не бред? — медленно поднял голову Дима. — А, может, она говорит правду? Когда ты был маленьким, отец долго и упорно лупасил тебя ремнем, читая классика. Он был немножко сумасшедшим, не так ли?

Глаза Ангела опасно сузились.

— Уйди, — приказал он фигуре за спиной.

Они остались втроем. Нет, вдвоем. Девчонка с ошеломленными глазами, что медленно сползла по стенке на пол, уже была не в счет. Она не соображает ничего от страха. А Дима? А Диме до лампочки. Если уж играть, то играть до конца.

Он медленно поднялся и подошел к решетке, вцепившись в холодные, толстые прутья. А там, по другую сторону, — неожиданно серьезный Ангел. Нет, Сашенька-красавчик из 5б. Одноклассничек, которого Дима когда-то ненавидел. С которого и списал этого сумасшедшего гения. Может, слегка шаблонного. Может, такие уже были, и, наверное, еще не раз будут. Но все же это димкин главный злодей. Тот, кого Дима знает вдоль и поперек. И струны чьих чувств Дима перебирает подобно тому, как перебирает струны арфы мечтательный музыкант.

— Я тебе не верю, — усмехнулся Ангел. — Ты про меня многое знаешь… но лучше не нарывайся. К собачкам-то, пожалуй, получше будет. Там смерть за минут десять, а у меня в студии ты будешь умирать часами.

— Не веришь мне? — медленно повторил Дима, чувствуя себя бесконечно большим и бесконечно сильным по сравнению с этим мальчишкой. Ангел еще не знал, но Дима держал в руках его судьбу. Крепко держал. И уже придумал окончание своего романа. Иное. Петру, наверное, понравится. Если он узнает. — А поверь. Когда тебе было пятнадцать, ты написал первую картину. Краской, смешанной с собственной кровью. Ангел, сидящий на скале, не так ли? Красные крылья, кровавые слезы на щеках. Разлившейся за его спиной кровавый закат. Красиво. Пафосно. Но талантливо до жути. Даже пронзительно. Картина понравилась одному из приятелей твоего отца, он ее забрал. А на завтра продал, заработав вполне неплохую сумму. И предложил тебе сделку…

— А я поставил условие, — прохрипел Ангел, подходя ближе к решетке. Кажется, он начинал верить. А вместе с верой мальчишки все более крепло в душе знакомое чувство — Дима может все. Он может заставить симпатичного мальчишку улыбаться, если захочет. Может заставить корчиться от боли. Или кричать от страха. Может даже убить, прямо здесь. Но он хочет просто… сломать. Так интереснее.

— О да. Для тебя, гения, все, что угодно, — продолжал Дима, и с каждым его словом мальчишка бледнеем все больше. — Ты заказал студию. В том виде, а каком она есть и сейчас. Со стеклянными стенами… с одной стороны стекло прозрачное, с другой — зеркальное.

— Одно зеркало повернуто наружу, — почти на автомате продолжил Ангел. Странно, в его голосе не было страха. Скорее — пробуждающееся… восхищение? — Окно на восток. Я люблю работать на рассвете, — Ангел вцепился в решетку, жадно заглядывая Диме в глаза. — И мне не нужны случайные свидетели.

— А за тремя остальными — зрители.

— За неплохую цену.

— Еще бы… ты всегда дорого стоил. И второй твоей картиной было…

— «Возвращение блудного сына».

— А так! Сын, перешагивающий через тело убитого им отца. Свою первую жертву ты мучил недолго…

— Я тогда еще не вошел во вкус, я об этом жалею, — расцвел дьявольской улыбкой злотокудрый Ангел. Дима передернулся. Это он это создал?

— На картинах нет лиц, тебе ничего не могут доказать, — с сожалением сказал Дима. — Ты никогда не изображаешь родинок, татуировок. Ты рисуешь только те раны, которые нанес сам. И великолепные, частенько фэнтезийные сюжеты. О тебе заботятся. Тебе приносят фотографии, и ты выбираешь себе жертву. С доставкой на дом. Потом эта камера, смерть и картина.

— Тела сжигают в крематории, что находится в соседнем здании, — вновь начал набираться уверенности Ангел.

— За уничтожением каждого тела ты наблюдаешь лично.

— Я не хочу попадаться.

— А да… и не попадешься.

— Значит, это действительно правда, — прошипел Ангел. — Ты меня таким создал. Ты решил мою судьбу. Ты придумал мои картины.

— Что, больно сознавать, что это я гений, а не ты? — засмеялся Дима.

— Гений? Да что говоришь? Когда отец умирал, он назвал меня иначе…

— Тварью.

— Вот именно. Только это не я тварь, а ты. Не так ли? Ведь это все ты придумал?

Дима вздрогнул. И действительно он. И убивал, получается, он. И живых людей «собачкам» отдавал он. А ведь действительно — правда. И теперь он же все и закончит. Прямо тут. Прямо сейчас. Потому что это — не им созданный мир. И его созданиям тут не место.

— Но я скоро умру, ты меня убьешь, — горько засмеялся Дима, — и ты больше ничего не напишешь…

Создатель решил. У героев нет выбора. И Ангел это понял. Дима улыбнулся. Ну да, его злодей все же не дурак. Далеко не дурак. Потому не стал закатывать истерик, а просто мечтательно улыбнулся:

— Я умру красиво?

— А почему бы и нет?

— Хоть и на этом спасибо, — отрезал Ангел, развернулся и ушел.

Тишина. Дима любил тишину. Ему надо додумать детали концовку. Концовки своей жизни.

— Ты не боишься? — спросила вдруг девушка, заламывая тонкие руки.

— Прости… это я тебя во все это втянула. Прости, пожалуйста!

— Просишь прощения, — не понял Дима, стряхивая с ее плеча соринку. — После того, что я с тобой сделал?

— Мне было хорошо… жить. Честно, — почти любяще посмотрела на Диму она. — Только умирать страшно. А жить… жить даже хорошо. А тебе? Не страшно умирать?