Анна Алмазная - Его выбор [СИ]

— Золота за исцеление лишь глупцы хотят, — слабо улыбнулась Рид. — Да и знаю я, что лекарь из соседней деревни твою семью как липку ободрал. А когда вы и корову к соседу сведете, как жить будете?

— Чего хочешь? — обернулся к женщине Брэн.

— Немного. Забери моего сына в замок. Не место ему тут, сам же видишь. Присмотри за ним, пока не окрепнет да сам на ноги не встанет.

Брэн вздрогнул, не ожидая подобной просьбы. Посмотрел на невозмутимо жующего хлеб волчонка, потом на его мать. На Ору, послушно смачивающую лицо отца холодной водой, да на больного, что перестал стонать и теперь лежал тихо, как бы наслаждаясь холодным обтиранием.

А потом закрыл на миг глаза, прислушиваясь к внутреннему голосу. А внутренний голос отвечал тревогой. Шептал, что лекарь странный какой-то, только монеты берет, пользы от него никакой. Рид же и прийти не успела, а отец уже бредить перестал…

— Я возьму твоего волчонка, — пообещал Брэн. — Но если обманешь и отец с кровати не встанет, то мне ходу в замок не будет… а тебе жизни здесь не будет, как и твоему сыну, обещаю.

— Суров ты, мальчик, — усмехнулась Рид и уже громче добавила: — Да напрасно. Выхожу отца твоего, а ты обещания своего не забывай. Иди, останови мать, чтобы корову не продавала, не нужно этого. Да отдай мне на вечер одного из братьев. В лес нам надо. Собрать кое-что. Я мест здешних не знаю да и слаба еще, сам видишь.

Ишь ты, как командовать приучена, усмехнулся Брэн, но возражать не стал. Он подошел к прислушивающемуся к разговору взрослых мальчику и взъерошил ладонью его еще влажные от снега волосы.

— Как скажешь, женщина, — ответил он. — И за сынишкой твоим, и за дочкой присмотрим. Только возвращайся быстрей.

Вернулась она поздним вечером. Долго толкла в ступке кору вместе с хвоей, напевала что-то под нос. Всю ночь сидела над котелком, помешивая горько пахнущий отвар деревянной ложкой. А когда над деревьями начали гаснуть звезды, налила черное варево в чашу и подошла к кровати больного.

— Можно ли ей? — прошептала мать.

— Можно, — ответил Брэн. — Да и твой лекарь отцу ведь не помог...

Утром бате полегчало. Порозовели его щеки, углубилось дыхание, прекратился лихорадочный бред. Он будто погрузился в уже спокойный благодатный сон, и болезнь, еще вчера сжирающая его изнутри, вдруг куда-то отступила.

— Скоро проснется, — сказала Рид. — Дайте ему к полудню еще порцию отвара, вечером — попробуйте покормить.

— Неужто колдунья? — прошептал Брэн.

Глаза Рид, столь же темные, как и у волчонка, зловеще сверкнули:

— Всего лишь травница. Сам же знаешь, за магию рожан убивают.

Брэн хмуро промолчал. Рид права, магию могут использовать только высокорожденные, арханы. Но и отвары Рид были слишком уж действенны. Без заговора тут явно не обошлось. Впрочем, ему-то какое дело?

Через два дня, хмурый и еще слабый, отец проводил Брэна до самого крыльца. Кутаясь в плащ под пушистыми хлопьями снега, он крепко обнял сына за плечи и прошептал на ухо:

— Приходи. Хотя бы изредка.

— Приду, — ответил Брэн, чувствуя, как разливается по груди предательское тепло. И все же он соскучился по отцу и его сильному, дружескому плечу. Наверное, даже слишком сильно соскучился. Наверное, надо было прийти и помириться раньше...

У калитки Брэна ждали. Похлопав смущенного волчонка по плечу, Брэн вдруг понял, что имени мальчика и не знает. Что в суматохе и спросить-то забыл.

— Меня зовут Рэми, — вдруг тихо сказал волчонок.

Брэн передернулся:

— Ты говоришь?

— Научишь меня… с собаками? — не ответив на вопрос, мальчик умоляюще посмотрел на Брэна.

Конюший улыбнулся и слегка толкнул мальчонку к дороге, туда, где в нетерпении переставлял копыта крепкий, коротконогий конь.

— Ну что застыли? — крикнул сидящий на козлах саней сосед. — Будете так стоять, до вечера в замок не доберемся. А дозорные довольны не будут, коль вино для них припозднится.

Усаживаясь в сани рядом с мальчиком, Брэн вдруг сообразил. У него трое младших братьев. Трое. А только сейчас, глядя на восторженно улыбающегося Рэми, он понял… что такое быть старшим братом.

Обернувшись, он помахал рукой родителям, сестре, сидевшим на лавке у дома братьям-близнецам. В следующий раз привезет для мальчишек гостинцы. Обязательно привезет. И старшему братишке сапоги справит, а то его совсем уж прохудились. И ездить сюда теперь будет часто, и в кузне помогать, и младших секретам кузнечным учить, чтобы если что с отцом случится, семья могла бы продолжать жить... а в селенье остались бы кузнецы.

Волчонок счастливо улыбнулся Брэну в сполохах снега.

«Что ты вытворяешь с судьбами людей, волчонок? — подумалось вдруг конюшему. — Только пришел в мою жизнь, а уже столько изменил... намешал, да так, что уже не знаю, что и думать...»

И где-то в вышине ответил ему шелест крыльев.

— Что это за птица? — встрепенулся сосед. — Больно уж большая...

Брэн не знал. Но и тревожно почему-то не было.

Терпения не хватает. Эдлай привык иметь дело со взрослыми, с сопляками, тем более, сломанными сопляками, пусть управляются женщины да учителя. Почему он?

Эдлай пытался, честно пытался. Но ночь подходила к концу, а он — где был, там и остался. Бесполезно. Он говорил, сам не помнил, что говорил. А мальчишка все так же сидел на кровати, уставившись в стену, на рисованное магией море. Ничего не видел, ничего не слышал. Был уже одной ногой за гранью и уставшим до безумия взглядом молил только об одном — оставить его в покое, дать заснуть и никогда не просыпаться.

— Тебе надо жить, — говорил Эдлай, в очередной раз понимая, что порет чушь.

Такие слова хороши для чутких архан. Потерявшему все мальчику они подходят, как старой карге платье девочки. А что тогда говорить? Да Эдлай понятия не имел, что! Боги, никудышная из него нянька! Еще и это навевающее сон море на стене, эти блики, сладкий запах благовоний. И усталость. Ведь Эдлай целую седмицу почти не спал и теперь никак не мог сосредоточиться на сыне Алана. А надо!

— Проклятие! — вскричал он, замахиваясь.

Запястье перехватили пальцы Даара, мальчишка даже не пошевелился.

— Полагаете, я об этом не подумал? — тихо прошептал телохранитель. — Не поможет. И сейчас он слишком слаб. Если хотите, чтобы мальчик потерял сознание, то лучше я заставлю его заснуть. Хотите этого?

— Нет! — выдохнул Эдлай.

— Тогда будьте добры сдерживаться. Язык можете не сдерживать, руки — да. Бить Армана не позволю. Если сумеете его оттащить от смерти, делайте, что хотите, но пока за него отвечаю я…

— … я понял!

Эдлай до скрежета сжал зубы. Видят боги, надоело! Он уже с удовольствием отправил бы мальчишку за грань собственными руками, но это будет проигрышем. А Эдлай не умел и не любил проигрывать. Арман должен жить. Нет, он должен захотеть жить. Вопрос только, как его заставить?