Стивен Эриксон - Буря Жнеца. Том 1 [litres]

Шагнув между двумя падающими на землю эдур, незнакомец зарубил двух ближайших летерийцев; и тут остальные восемь бросились прочь, за фургоны, – где возничие в панике попрыгали с облучков, – и дальше, мимо выпучивших глаза узников. Швыряя оружие, они понеслись по дороге.

Один летериец оказался слишком близко к рабу – тот подставил ногу, солдат упал, цепь закрутилась, когда раб прыгнул сверху на несчастного летерийца и, обернув цепь вокруг шеи противника, затянул ее. Солдат засучил ногами, задергал руками, царапая землю, но раб оставался неумолим, и вскоре страж затих.

Силкас Руин с поющими мечами в руках подошел к Удинаасу, вцепившемуся в труп.

– Можешь отпустить, – сказал альбинос тисте анди.

– Могу, – проговорил Удинаас сквозь сжатые зубы, – но не отпущу. Этот ублюдок был хуже всех.

– Его душа уже тонет в тумане, – сказал Силкас Руин, поворачиваясь к двум фигурам, выходящим из кустов вдоль канавы на южной стороне дороги.

– Души его, – сказала Кубышка со своего места дальше по цепи. – Это он делал мне больно.

– Знаю, – прохрипел Удинаас. – Знаю.

Силкас Руин подошел к Кубышке.

– Делал больно? Как?

– Как обычно, – ответила она. – Своей штукой между ног.

– А остальные летери?

Девочка покачала головой:

– Только смотрели. И смеялись, все время смеялись.

Силкас Руин повернулся к подошедшей Сэрен Педак.

У Сэрен мороз пробежал по коже, когда она увидела жуткие глаза тисте анди, который сказал:

– Я догоню сбежавших. Вернусь до заката.

Она отвела взгляд и обернулась на Фира Сэнгара, стоящего над телами мерудов – тисте эдур, – и тут же посмотрела на юг, где по каменной равнине все еще брел тисте эдур, потерявший треть черепа. Эта картина была такой же безрадостной.

– Хорошо, – сказала она, уставившись в конце концов на фургоны и запряженных лошадей. – Мы пойдем дальше по этой же дороге.

Удинаас, выместив, наконец, злобу на трупе летерийца, поднялся.

– Сэрен Педак, а что с остальными рабами? Их нужно освободить.

Она нахмурилась. От утомления думать было тяжело. Месяцы и месяцы они прятались, бежали, спасаясь и от эдур, и от летери; их теснили на север, и бесконечный ужас, не оставлявший ее, лишил мысли остроты. Освободить. Да. Но тогда …

– Просто новые слухи, – сказал Удинаас, словно прочитав ее мысли и разобравшись раньше ее самой. – Слухов все равно полно, они только путают наших преследователей. Послушайте, Сэрен, они и так знают, где мы – ну, более-менее. А эти рабы – они изо всех сил постараются не попасться. Тут особенно волноваться не стоит.

Сэрен подняла брови.

– И ты ручаешься за своих приятелей-должников, Удинаас? Что все они откажутся от возможности купить свободу за ценную информацию?

– А иначе, – сказал он, глядя ей в глаза, – придется всех их убить.

Те, кто слышал эти слова и еще не был забит до бесчувственного состояния, громко запричитали, обещая и умоляя, потянулись к Сэрен, гремя цепями. Другие испуганно смотрели на нее, как мириды, почувствовавшие запах волка. Некоторые плакали, прижимаясь к каменистой земле.

– У первого эдур, которого он убил, – сказал Удинаас, – ключи.

Силкас Руин шагал по дороге. Еле видимый в тумане, тисте анди оборотился кем-то огромным, крылатым и поднялся в воздух. Сэрен взглянула на рабов – к счастью, никто ничего не заметил.

– Ладно, – ответила она Удинаасу и пошла туда, где Фир Сэнгар все еще стоял рядом с мертвыми эдур.

– Я должна взять ключи, – сказала Сэрен, нагнувшись к павшему первым эдур.

– Не трогай его, – сказал Фир.

Она подняла голову.

– Ключи… Цепь…

– Я сам.

Кивнув, Сэрен выпрямилась и отошла. Фир закончил безмолвную молитву, потом опустился на колени рядом с телом. Он нашел ключи в кожаном кошельке на поясе воина; в этом же кошельке обнаружились несколько гладких камешков. Фир взял ключи в левую руку, держа камешки на правой ладони.

– С мерудского берега. Наверное, подобрал их еще ребенком.

– Дети вырастают, – сказала Сэрен. – Даже на прямом дереве растут кривые ветки.

– И чем виноват этот воин? – Фир строго взглянул на нее. – Он пошел за моим братом, как и каждый из его племени.

– Некоторые в конце концов отвернулись, Фир.

Как и ты .

– То, от чего я отвернулся, лежит в тени того, к чему я теперь иду, аквитор. Разве это позволяет сомневаться в моей преданности тисте эдур? Моим сородичам? Нет. Вы все снова и снова об этом забываете – так удобнее. Пойми, аквитор, я буду прятаться, если надо, но не стану убивать сородичей. У нас были деньги, мы могли купить им свободу…

– Только не Удинаасу.

Фир молча оскалился.

Да, Удинаас, единственный, кого ты готов убить. И если бы не Силкас Руин …

– Фир Сэнгар, – сказала она, – ты решил идти с нами, а не может быть ни малейших сомнений, что Силкас Руин – главный в нашей жалкой компании. Можешь не одобрять его методы, но лишь он доведет тебя до цели. Сам знаешь.

Воин-хирот отвел взгляд и посмотрел на дорогу, смаргивая воду с глаз.

Сэрен протянула руку.

Фир отдал ключи.

Мы не отличаемся от этих рабов . Она взвесила в руке звенящую связку. Скованные одной цепью. И… у кого в руках наше освобождение?

– Куда он отправился? – спросил Фир.

– Преследует летерийцев. Полагаю, тут ты не станешь возражать.

– Возражать следовало бы тебе, аквитор.

Пожалуй, следовало бы . Она направилась к ожидающим рабам.

Узник рядом с Удинаасом подполз к нему поближе, и Сэрен расслышала его вопрос:

– Тот высокий убийца – это Белый Ворон? Правда? Я слышал…

– Ты ничего не слышал, – перебил Удинаас, подставляя руки Сэрен. – С тремя выступами, – сказал он ей. – Да, этот. Странник побери, вы не торопились.

Она возилась с ключом, пока первый замок не открылся.

– Вы двое должны были обокрасть ферму, а не попасть в лапы охотников за рабами.

– Охотники устроили там ночлег – нам кругом не повезло.

Сэрен отперла второй замок, и Удинаас вышел из ряда, потирая красные рубцы на запястьях.

Сэрен сказала:

– Фир хочет отговорить Силкаса. Знаешь, глядя на этих двоих, я уже не удивляюсь, что эдур и анди вечно воевали.

Они направились туда, где сидела Кубышка.

– Фир обижается, что он больше не командир, – сказал Удинаас. – А оттого что командует тисте анди, только хуже. Он до сих пор не может поверить, что давнее предательство – века назад – случилось иначе; что это Скабандари первым обнажил кинжал.

Сэрен Педак промолчала. Остановившись перед Кубышкой, она взглянула на замызганное личико девочки; на нее смотрели древние глаза.

Кубышка улыбнулась:

– Я скучала.

– Тебе больно? – спросила Сэрен, сняв большие кандалы.

– Ходить могу. И кровь остановилась. Это ведь хорошо, правда?