Стивен Эриксон - Буря Жнеца. Том 1 [litres]

И что-то встряхнуло небеса. Невидимая молния, беззвучный гром – новое явление потрясло мир.

Весь храм зашатался, тучи пыли хлынули через щели между камнями. Сейчас все рухнет…

– Нет! – загремела фигура на верху лестницы, старясь удержать равновесие . – Этот мой! Мой Т’орруд Сегул! Посмотри на мертвых – их надо спасти, освободить, их надо…

И тут за спиной Удинааса раздался другой голос – высокий, далекий, голос самого неба:

– Нет, Странник. Эти мертвые – форкрул ассейлы. Они мертвы от твоей руки. Убить, чтобы спасти…

– Грозная ведьма, ты ничего не знаешь! Только их я могу спасти!

– Проклятие Старших богов – видишь кровь на своих руках? Это все сотворил ты. Все.

Громадная тень пронеслась над Удинаасом. Развернулась.

Взметнувшийся ветер поднял торчком спутанные волосы трупов, раскидал клочья одежды; потом внезапный удар, будто спускалась огромная тяжесть, и появился дракон – между Удинаасом и Странником, – длинные задние ноги вытянулись вниз, пронзая холодные тела, превращая их в груду переломанных костей, и громадное существо приземлилось на склон. Извилистая шея изогнулась, огромная голова придвинулась к Удинаасу и уставила на него глаза, горящие белым пламенем.

Голос зазвенел в черепе Удинааса.

– Ты знаешь меня?

Серебристые сполохи бежали рябью по золотой чешуе – от существа исходил небывалый жар; тела форкрул ассейлов чернели под ним, кожа морщилась, сползала. Жир таял, лопался в волдырях, сочился из суставов.

Удинаас кивнул:

– Менандор. Сестра Рассвет. Насильница.

Густой, мелодичный смех. Голова повернулась к Страннику.

– Этот мой, – сказала она. – Я застолбила его давным-давно.

– Столби что хочешь, Менандор. Прежде чем мы тут покончим, ты отдашь его мне. По собственной воле.

– В самом деле?

– Как… плату.

– За что?

– За новости о твоей сестре.

Она снова засмеялась:

– А ты думаешь, я их не знаю?

– Я предлагаю больше. – Бог поднял кровавые руки . – И могу сделать так, что они уйдут с твоего пути, Менандор. Надо просто… подтолкнуть.

Дракон обернулся, снова взглянув на Удинааса:

– В обмен на этого?

– Да.

– Хорошо, забирай его. Но не наше дитя.

Теперь рассмеялся Странник:

– Когда ты последний раз видела свое дитя, Менандор?

– О чем ты?

– Вот о чем. Он уже вырос. У него своя голова на плечах. А не твоя, Менандор. Я предупредил тебя и даже ничего не требую взамен. Старшие боги, милая, случается, знают и милосердие.

Она фыркнула – порыв злой энергии:

– Я слыхала об этом. Милая сказка, лакомство, которое ты скармливаешь своим голодным, жалким почитателям. Этот человек, отец моего ребенка, подведет тебя. Т’орруд Сегул… В нем нет веры. Сочувствие внутри него – словно сурикрыса в яме со львами – скачет так, что уследить невозможно, все время на грани погибели. Он слишком долго играл с этим, Странник. Его ты не поймаешь, не застолбишь, не привяжешь к своему делу. – Она снова рассмеялась жестоким смехом. – Я забрала у него больше, чем ты думаешь.

Включая, сука, мой страх перед тобой.

– Думаешь, можешь отказаться от меня, Менандор?

Глаза полыхнули то ли весельем, то ли презрением – а может, и тем, и другим.

– Ну скажи, Удинаас, давай послушаем твои крутые претензии.

– Вы оба думаете, что вызвали меня сюда, правда? Для вашей тупой борьбы. Но правда в том, что это я вызвал вас обоих.

– Ты свихнулся…

– Может быть, Менандор. Но это мой сон . Не твой. Не его. Мой .

– Ты дурак. – Она сплюнула. – Только посмей нас прогнать.

Удинаас открыл глаза, уставился в холодное, ясное небо и позволил себе улыбнуться. Мой сон – ваш кошмар . Он плотнее завернулся в шкуры и шевельнул ногами – проверил, что они не сломаны. Колени плохо гнутся – это нормально, после того как столько карабкались по камням и льду, – зато сам теплый и живой.

– Все в порядке, – прошептал он.

– Хорошо, – сказала Кубышка.

Удинаас повернулся и поднял глаза. Кубышка сидела рядом.

– Почему ты не спишь? – строго спросил он.

– Я сплю. И ты тоже. Тот храм – он рухнул. После того как ты ушел.

– Надеюсь, он придавил Странника.

– Нет. Ты уже отправил его прочь. И ее.

– Но не тебя.

– Нет. Ты не знал, что я там.

– Ясно, значит, я еще сплю. Что тебе надо?

– Этот храм не мог вместить столько душ. Столько горя. Он сломался и поэтому рухнул. Это ты и должен был увидеть. Чтобы понять, когда все случится. И не печалиться. И быть в состоянии сделать то, чего он ждет от тебя, только не так, как он представляет. Вот и все.

– Хорошо. Теперь ползи отсюда в свой сон, Кубышка.

– Ладно. Только запомни: не плачь сразу. Придется подождать.

– Вот как? И сколько ждать, прежде чем плакать?

Но ее уже не было.

Он подцепил какую-то проклятую лихорадку от тающего льда. Дрожал и видел галлюцинации уже три или четыре ночи. Причудливый сон внутри другого сна – и так без остановки. Иллюзия тепла, уют мехов, не пропитанных потом, целительные таинственные беседы, где смысл неважен. Мне нравится такая жизнь. Она предсказуема. В основном. А если нет – какая разница? Принимаю все, что ко мне приходит. Словно каждую ночь я получаю уроки по… по управлению .

А теперь пора к столу, заваленному его любимой снедью.

Они говорят, что он похудел.

Но он каждую ночь съедает свою порцию.

Рассвет теснил тени в расселины и долины, превращал заснеженные пики в расплавленное золото; Сэрен Педак выбралась из мехов и стояла, ощущая себя грязной и растрепанной. От большой высоты болело горло и сохли глаза, и недуг только разыгрался в этих условиях. Дрожа под колющим ветром, она смотрела, как Фир Сэнгар пытается возродить огонь. Промерзшие дрова не желали гореть. Кубышка набрала сена и сидела со своим подношением на корточках рядом с тисте эдур.

Рваный кашель раздался с того места, где Удинаас еще лежал, укутанный в меха. Лицо горело от жара, на лбу выступил пот, глаза смотрели бессмысленно. Сэрен не сразу поняла, что он смеется.

Голова Фира резко дернулась, словно его укусила оса:

– Смешно? Хочешь снова начать день с холодного мяса?

Удинаас моргнул на тисте эдур, потом пожал плечами и отвернулся.

Сэрен откашлялась:

– Над чем бы он ни смеялся, Фир, уж точно не над тобой.

– Теперь говорите за меня? – спросил ее Удинаас. Он с трудом поднялся на ноги, все еще завернутый в меха. – Должно быть, еще один сон. В любой миг белокожий воин, сидящий высоко, может обернуться драконом. А девочка Кубышка откроет рот, как дверь, в которую провалится Фир Сэнгар, снедаемый собственной жаждой предательства. – Тусклые, мутные глаза уставились на Сэрен Педак. – А вы, аквитор, вызовете потерянные века, как будто ошибки истории имеют какое-то значение.