Николай Айдарин - Танг

Либо же он в корне ошибался. Быть может, некроманты прошлого вовсе не были такими дураками, какими он их считал? Ведь некромантия так и зародилась, когда один из первых магов попытался воскресить своего умершего брата. Но с тех пор прошло не одно тысячелетие, и никто, даже боги, ни разу никого не вернул назад! Быть может, это действительно невозможно? Возможно, Лаэнд не желает отдавать частицу себя? Но ведь он не персонифицирован, он не обладает ни подобием разума, ни волей, в отличие от других богов. Его даже нельзя с полной уверенностью назвать богом, ведь он больше место, чем божество. Сосуд, если уж на то пошло. Он как река, не имеющая начала, в которую падают из этого мира капли — души умерших, которые Молдур признаёт достойными Лаэнда. Неужели ему жалко вернуть одну-единственную каплю?!

— Пропади всё пропадом! — вскричал он, с яростью швыряя несчастную книжонку в стену.

Горечь взяла старого соназга за горло. Горечь поражения, обиды, досады и неразделённой любви. Теперь всё было бесполезно, и ему действительно только и осталось, что дожить свои годы обычным алхимиком — у него больше нет сил мечтать хоть о чём-либо ещё. Просто не осталось сил.

Он подошёл к иссохшей мумии в открытом гробу и вгляделся сквозь слёзы в лицо любимой. Злая некромантия сделала своё дело, черты лица стали проступать на обтянутом сухими тканями черепе, и оно стало действительно узнаваемым. Это была Налвития, вне всяких сомнений, Болданд бы узнал её в любом случае. И это подтверждало то, что с принадлежностью скелета он тоже не ошибся. Он не допустил ни одной ошибки! Но ничего не работало.

Крохотная слезинка сорвалась с его носа и упала в раскрытый рот мумии. Внутри что-то хрустнуло, должно быть, намокшая частица ткани потяжелела и проломила ткани соседние, в результате чего в лицо Болданда вылетел столб пыли.

Он закашлялся, но внезапно замер. Ему показалось? Да, должно быть, это расшалились его нервы, ведь не может быть, чтобы всё было так просто… или может?

Он резко сорвался с места и выбежал в основное помещение лаборатории, стал расшвыривать со столов всякие колбы и пробирки, ища ту единственную субстанцию, которая всегда считалась основой всего живого, которая заставляла из-за своих загадочных свойств всех гениальных алхимиков постепенно сходить с ума.

— Где же она?.. — бормотал он, швыряясь склянками и не обращая внимания на то, что от этого по лаборатории начал растекаться едкий коричневый дым. — Где?! Вечно ничего не найдёшь, когда оно так нужно!!! А, вот!

Он наконец-то нашёл то, что искал. Старую мутную бутыль, покрытую изнутри меловым осадком из-за множества минеральных примесей в хранящейся там жидкости. Схватил её и, подбежав к мумии, начал осторожно поливать этой жижей рот своей возлюбленной. Труп вздрогнул, захрустел и выдал ещё один густой клуб многовековой пыли. А потом с заметным усилием вдохнул полуспёртый воздух алхимической лаборатории.

Вода. Ей всего лишь нужна была вода!!!

Налвития с хрустом резко села, при этом с её тела посыпалась пыль. Это было несколько странно, поскольку Болданд заранее побеспокоился об этом и убрал всю пыль и грязь вместе со старыми тканями, но, видать, у подобного процесса воскрешения оказались свои причуды.

Налвития оглянулась и, увидав Болданда, что-то прохрипела. Голосовых связок у неё ещё не было, а горло вместе с языком настолько иссохло, что произнести что-то членораздельное оказалось не реально. Но когда она вновь прохрипела и уставилась на опустевшую бутылку в руке алхимика, тот всё мгновенно понял.

— Ещё воды… — восторженно прошептал он. — Да, сейчас принесу!

Больше воды, как назло, в лаборатории не осталось. Ему пришлось сбегать наверх, поднять решётку и набрать из дома целебной жидкости, но зато он принёс с собой после некоторых раздумий сразу небольшое ведёрко. Он бы принёс и больше, да только унести не смог. Алхимик вылил на Налвитию всё это ведёрко и увидел, как все ткани, которых коснулась вода, стали оживать и больше походить на ткани живого человека, чем на ткани мумии.

Налвития снова что-то прохрипела, но на этот раз Болданд уже не смог догадаться, что именно. После нескольких безуспешных попыток Дарящая Мир указала себе на горло и, снова издав страшный хрип, развела руками.

— Голос? Голос! — догадался алхимик. — Голос мы тебе вернём, любимая, клянусь! Ты только не торопись, не всё сразу, здесь очень тонкие процессы, если из-за нашего нетерпения всё пойдёт не так, то я… никогда…

Но ожившая магичка вновь указала себе на горло и снова прохрипела, на этот раз более требовательно.

— Первым же делом я верну тебе голос! — пообещал Болданд, восторженно и влюблённо смотря на неё. — Клянусь, даже если это будет мне стоить жизни!

Рука Налвитии резко дёрнулась к старому алхимику и схватила его за горло, без труда оторвав соназга от пола. Тот в изумлении выкатил глаза и попытался ослабить её хватку.

— Что… ты… делаешь… — задыхаясь, выдавил он.

Но она втащила его к себе в гроб.

Спустя мгновение в лаборатории раздался крик, внезапно оборвавшийся вместе с жизнью старого соназга. Стенки гроба окрасились брызнувшей кровью, но та быстро втянулась в воскресшую, заменив ей часть отсутствующей собственной. Налвития быстро высосала из трупа алхимика всё, что только можно было, но ей этого оказалось мало. И требовалось срочно найти ещё несколько жертв, иначе ей не выжить.

Ган Уидлоу скучал. Ему всегда было скучно на подобного рода «мероприятиях», их на его памяти устраивалось столько, что они все слились в его мозгу в один нескончаемый поток смертельной скуки. Хотя, зачастую ему на них откровенно не нравилось, но поделать ничего с этим он не мог. В конце концов, в их компании Ган был единственным, кого заставляли присутствовать, когда он в очередной раз решался покочевряжиться. Даже силком несколько раз тащили.

— Зачем? Зачем я там вам? — сокрушённо бормотал он, рывком вправляя обратно сломанный нос.

Два соназга неопределённого возраста, близнецы Джарос и Лирос Хамулы, совершенно лысые, отчего похожие на два бритых ушастых яичка, одновременно ответили ему:

— Цундару приказал тебя привести. Мы исполняем.

Гана всегда корёжила их манера говорить. Дело в том, что эти два соназга по странной причуде имели один разум на двоих, хотя, если быть точным, то синхронно мыслящие мозги, непрерывно обменивающиеся всей поступающей информацией. И говорили они всегда либо одновременно в унисон, либо попеременно произнося слова. Если первое просто выглядело забавным, то второе реально нервировало.

— Цундару приказал, да? — шмыгнул Ган, размазывая кровь по лицу из-под носа. — А первые раз пятьсот он меня только просил. Хотя всё равно посылал вас.