Андрей Земляной - Двойной горизонт [litres]

И первым делом, успев лишь переодеться, отправился на доклад к царю. Разговаривали долго. Через час прибежал князь Кропоткин, а ещё через час разговор пришлось перенести в малую приёмную, так как пожаловали все члены Государственного Совета, присутствовавшие в Москве. Прервались лишь раз, когда подали обед, но и за едой доклад всё продолжался. Горыня подробно рассказал и как добирались, и как воевал с пришельцами, и вообще всё, что видел и понял о Поднебесной империи. Два писца неутомимо шелестели бумагой, записывая всё для дальнейшего анализа, а сам государь делал пометки в большом рабочем блокноте.

Отпустили его лишь через три часа, выжав досуха, причём Госсовет остался заседать дальше, а Горыню отправили отдыхать.

Естественно, никакого отдыха не получилось, так как сначала были подарки жёнам, затем разговоры до полуночи и всё остальное, что сопутствует возвращению мужа в дом.

Рабочий день Горыни обычно начинался с раннего утра, когда, оседлав «Обжору» и прихватив для компании Бластера, он ехал ревизовать своё беспокойное хозяйство, хотя особого смысла в этом не было. Поставленные начальниками люди дело своё знали хорошо и постоянного пригляда не требовали. Но всё равно князь посматривал за производством, иногда подсказывая, как и что лучше сделать.

Завод двигателей, закрыв основные потребности воздушного флота, понемногу разворачивал производство автомобильных моторов для легковых автомобилей, а располагавшийся рядом дизельный завод продолжал наращивать выпуск двухсотсильных моторов для бронетехники и грузовиков. Брака было порой до шестидесяти процентов, но тем не менее первая бригада бронеходчиков, имевших на вооружении вольную реплику БТР-70, уже вовсю жгла топливо и тратила моторесурс, учась воевать и обкатывая приданные части.

Самой неожиданной для врагов деталью бронехода обещала стать спарка крупнокалиберного пулемёта и пулемёта стандартного трёхлинейного калибра в башне, позволявшей вести круговой обстрел, и серьёзная лобовая броня, не пробиваемая большинством полевых орудий. А на следующей модели, которую уже начали собирать на втором конвейере, кроме пулемёта имелась пушка калибром в пятьдесят миллиметров, стрелявшая снарядами из металлической рассыпной ленты.

Просвещённая Европа, уязвлённая в лучших чувствах, что ей не дали пограбить, уже выводила на поля сражений паровые броневики, закупала для армии картечницы и сильно надеялась отыграться за сорванный вояж Наполеона, неудачную экскурсию Веллингтона и вообще за многие другие попытки принести цивилизацию на территорию Руси и унести разные приятные мелочи, не достойные дикарей.

Но дикари отчего-то были категорически против и готовились встретить агрессора от всей широты души, клинком и пулей, а не хлебом и солью, как, например, цивилизованные галичане.

Собственно, именно в силу наличия таких соседей и приходилось значительную часть бюджета тратить на военные нужды, а не на развитие хозяйства.

В двигательном кластере был и третий завод, производивший моторы для дирижаблей и занимавшийся текущим ремонтом воздушных кораблей, а в полукилометре располагался ещё один «куст» заводов – металлургических. И ещё дальше, совсем на выселках, пять химических заводиков, которые обещали в будущем вырасти в полноценные химические производства. А будущий директор всего этого хозяйства безвестный пока студент химического факультета Московского политехнического института – дворянин Дмитрий Менделеев, наслаждался законным отдыхом перед учебным годом. Зато был жив и вполне здоров Александр Бутлеров, занимавшийся вместе с Имперским Учёным Советом организацией высших учебных заведений по всей стране и попутно вводивший производственные стандарты, соблюдение которых всё же сумел протолкнуть Кропоткин.

А вот главный неведник Суворов подал в отставку и наслаждался покоем в своём имении Завидово, пописывая мемуары и гоняя зверьё по окрестным лесам.

Опять-таки минимизация потерь в Войну Двенадцатого года и почти полное отсутствие таковых в войне за Тавриду очень положительно сказались на кадровом вопросе. Многие боевые офицеры получили предложение о переводе в гражданские ведомства, чьё содержание в мирное время было чуть выше, а строгости по службе сильно слабее, и приняли его, перейдя в учреждения всех уровней, в основном на должности инспекторов и ревизоров, а кто-то уходил на должности командиров в поместном войске и юнакских отрядах. Таким образом, казна разгружалась от необходимости содержать огромное войско, сокращая его до вполне приемлемых пятисот тысяч кадровых военных, а в случае необходимости проводилась обратная операция, и армия мгновенно вырастала до трёх миллионов бойцов.

Всё вышесказанное не относилось к пограничной страже, Тайной Канцелярии и полицейскому корпусу, у которых численность во время войны увеличивалась незначительно и только за счёт привлечения ветеранов.

Следующую войну Горыня ждал не ранее чем через десять лет, а за это время нужно было создать военную промышленность, которая опиралась бы на промышленность общегражданскую и мощный слой рабочих и мастеровых. И именно поэтому в стране создавались сотни рабочих школ, десятки училищ и высшие учебные заведения для подготовки кадров промышленного производства. Это, в свою очередь, тянуло за собой необходимость решения вопроса с общественным транспортом, общедоступной медициной и городскими санитарными службами, и вообще много всего.

И хотя основную тяжесть решения вопроса с модернизацией страны уже решил князь Кропоткин, на долю Горыни оставалось немало.

Вот и сейчас, отловив его в хитросплетениях коридоров Государственного Совета, адмирал Шмидт пригласил на ужин в Морском собрании, где Горыня ещё ни разу не был, хотя по обычаю должен был отметить вручение военно-морского ордена именно там.

Когда отгремели здравицы царю, русскому воинству и, конечно, отдельно флоту, когда орден Ярого с парусами булькнул в чашу с морской водой, Горыне пришлось отпить солёной и горькой воды, и наконец-то начались разговоры, главный адмирал Флота – Фёдор Фёдорович Ушаков, доверительно улыбнувшись, произнёс негромко, но чётко:

– Горыня Григорьевич, а вы флот-то будете строить?

– А я, простите, тут каким боком? – Горыня удивлённо посмотрел на адмирала. – Ну, крепости там, прибрежные, я ещё понимаю, а флот-то?

– А Ярого в золоте с парусами имеете, – попенял ему Фёдор Фёдорович. – Негоже так про морячков-то забывать. У вас что ни день, армия в именинниках, да получает новое оружие, а про флот вы совсем забыли.

– Каждый делает то, в чём он мастер. – Горыня пожал плечами. – Я ничего не понимаю в морских делах. Ну вот совершенно. Знаю только, что перестали строить корабли из дерева, а собирают из железа на каркасе из шпангоутов. Ну вот ещё угольные машины меняем на нефтяные, да кое-где артиллерию подновляем.