Ричард Швартц - Второй легион

— Ой-ой, — заметил Янош.

— Да, вы правы, — Варош тихо захихикал. — Это было не самым моим умным решением. Единственный священник, которого я нашёл, был пожилым человеком в вышитом одеянии. Он выглядел таким старым и хрупким, что я боялся, что он здесь же, на месте, издаст свой последний вздох. Но он был единственным, поэтому я подбежал к нему и потащил, бормоча что-то о сестре, потому что таковыми считал девушек в доме сэры Дэланте.

— Дайте угадаю, — сказала Зиглинда. — До этого момента вы ещё никогда не заходили в дом справедливости?

— Нет, я действительно никогда раньше не был в храме. У моего отца не было для этого времени.

— И это был пожилой мужчина? — переспросил Янош.

— Да. Гроссмейстер Ролато.

— Вот дерьмо! — прошептал Янош.

— Да, — подтвердил Варош. — Я тоже так подумал, позже, когда понял, что я натворил. Итак, я привёл первосвященника Борона в дом удовольствий, который был посвящён Астарте и отвёл его к Лизетте. Кавалер ещё лежал там, без сознания. Гроссмейстер Ролато не обратил на него внимания и возложил руки на Лизетту. Я увидел красный свет Борона, когда он заиграл вокруг её тела и закрыл раны. Затем она заснула, а гроссмейстер посадил меня перед собой на пол и приказал подробно всё рассказать. Я всё рассказал, просто не мог по-другому. Всё, что я знал о сэре Дэланте, Лизетте, этом доме и других девушках. Всё, что когда-либо забыл. Всё это я рассказал ему. Я ещё не закончил, когда вошла сэра, увидела его и опустилась на колени. Он не обращал на неё внимания, поэтому она стояла там два часа, в то время как я разглашал все её тщательно охраняемые тайны, словно прорвавшая платина.

— Боги! — вырвалось у Зиглинды.

— Да, это ещё мягко сказано, — продолжил Варош. — Я закончил, и гроссмейстер Ролато встал. Он приказал, чтобы сэра Дэланте, Лизетта, я, а также всё ещё находящийся без сознания кавалер, пошли с ним. Конечно, на улице, перед домом, выстроилась храмовая стража, гроссмейстер пришёл не один. Охранники схватили кавалера и унесли прочь. Сэра, Лизетта и я остались на ночь в храме. Нас помыли ледяной водой и обстригли. Я плакал, когда видел, как рыжие локоны сэры падали вниз, срезаемые тупым ножом. Но она была сэрой, стояла на коленях перед лицом Борона и не плакала. А вот Лизетта ревела, она не понимала, что с ней происходит. На нас одели грубый лён, и мы постились до вечера следующего дня. На этот вечер гроссмейстер Ролато созвал суд. Храм был набит битком, казалось, будто собрался весь город, потому что уже везде ходили разные слухи. Нас раздели, нанесли 21 ритуальный удар розгами для очищения и подвели к статуе Борона, где мы встали на колени. По толпе пронеслось бормотание, потому что мы, конечно, были голыми, и поговаривали, что в храме Борона ещё никогда не вершили суд над женщиной. Это была сенсация. Граф тоже был там, но делал вид, что не знает сэру. Гроссмейстер Ролато подошёл к статуе Борона, благословил всех нас и простыми словами обрисовал положение вещей: гость, проникший в дом под ложным предлогом, напал на молодую девушку, избил её и изнасиловал в доме её семьи. Сын этого дома противостоял злоумышленнику. Приговор Борона был следующим: сэра Дэланте, благородного происхождения, была одинокой женщиной, не состоящей в браке, поэтому у неё не было мужской защиты, что ещё больше усугубило дело. Его вердиктом для сэры Дэланте было выдать её за муж за дворянина, которого он выберет сам. Я, будучи сыном дома, проявил хорошие намерения, но мало дальновидности, так что мне, очевидно, не хватает опыта. Меня он приговорил к шести годам службы в храмовой страже. Лизетта, жертва, получила милосердие Борона и полное исцеление и стала в глазах богов снова чистой и невинной. Её следовало выдать за муж в течение следующий двух лет. Однако Унаска, двоюродный брат короля, совершил постыдное преступление. Его приговорили к кастрации и смерти от меча. Из уважения к его двоюродному брату, он, Ролато, исполнит приговор в обратном порядке. Так и случилось в тот же вечер.

— Ого! — поражённо сказала Зиглинда.

— Я об этом слышал, — сказал тихо Янош. — Король пожаловался, верно?

— Да, — голос Вароша звучал весело. — Думаю, гроссмейстер объяснил ему, что его двоюродный брат рассказал достаточно о его собственных проступках и что ему следовало быть благодарным за то, что его родственник больше ничего не сможет рассказать.

— Думаю, я понимаю, почему так мало людей желают покориться справедливости Борона, — сказал Янош. — Она словно… палка о двух концах.

В самом деле. Кроме того, условием для справедливости Борона было то, что преступление должен был засвидетельствовать один из его слуг и таким образом выдвинуть обвинения от имени своего бога. Утверждали, что в пределах зоны видимости храма Борона можно было потерять золотую монету и найти её на том же месте, спустя год.

— И что случилось потом? — спросил я. — Всё было так, как постановил гроссмейстер?

— Да. А как же иначе? Это была воля Борона. Всех девушек в доме Дэланте хорошо выдали замуж. Первосвященник выбрал для сэры одного из её старых друзей детства. После позора она больше не хотела его видеть, но он её хотел. Думаю, они счастливы вместе. Меня самого обучали в храмовой гвардии, где быстро заметили мой талант стрельбы из лука и развивали его. Менее, чем год назад, мой срок службы закончился, и я отправился путешествовать. После того, как посмотрю на мир, я должен вернуться в храм. Я встретил мастера Ригварда, который нанял меня охранять его повозки и последовал за ним на постоялый двор возле Громового перевала, где нас занесло снегом… Думаю, остальную часть истории вы знаете.

— Варош, — сказал тихо Янош. — Я правильно понимаю… Твоя жизнь посвящена Борону?

— Да, — Варошу явно было смешно. — Вас же это не пугает, верно? В конце концов, вы ведь больше не главарь разбойников.

— Я рад, что нет, — пылко сказал Янош.

— Ты послушник?

— Нет. Я уже в ранге адепта. Когда я через девять лет вернусь в храм, я могу решить, хочу ли служить дальше в качестве тамплиера или приму послушничество храмового священника, — он тихо рассмеялся. — Было одно время, когда я сомневался и чуть не стал кузнецом. Но сегодня я знаю, что действительно последую моему призванию.

— Ты священник, Варош? — спросила Зокора.

Пока Варош рассказывал, она молчала, но даже слепой я чувствовал её пристальное внимание.

— Да, Зокора. Я же уже говорил тебе, что мы хорошо подходим друг другу.

Янош засмеялся.

— Я не могу описать вам её лицо, — сказала чрезвычайно серьёзным голосом сидящая рядом Поппет. — Оно забавное.

Ей и не нужно было описывать, я и так знал, как оно выглядело. Я не мог иначе и сам присоединился к смеху.

— Я что-то пропустила? — удивлённо спросила Лиандра от входа в подвал.